* * *
Утро принесло с собой холодный туман, но хотя бы дождь закончился. Окунувшись в мокрую дымку, мы услышали негромкое жужжание, как будто влажный воздух окутал высоковольтные провода. Мы ждали, что вот-вот из тумана выступит трансформатор, но из него внезапно появились двое парней, вооруженных электрическими косилками. Они энергично расправлялись с мокрым кустарником, но остановились, чтобы дать нам пройти.
– Вот молодцы, спасибо вам!
– Да не за что.
Один из них снял шлем, и у него по плечам рассыпалась копна выгоревших на солнце волос. Затем то же самое сделал другой, тот, что говорил с австралийским акцентом. Их вполне можно было снимать в рекламе шампуня – только замени чаек попугаями и водопадом. Ролик бы получился что надо.
– А как так вышло, что вы расчищаете тропу?
– Дома сейчас зима. Мы приезжаем сюда работать, когда у вас лето, подрезаем кусты, катаемся на досках, а потом возвращаемся домой, когда там наступает лето, и отправляемся в сёрферскую школу.
– Славная жизнь.
– Классная жизнь. Никаких проблем и полная свобода.
* * *
Сёрферы-садовники снова завели свои агрегаты, а мы пошли дальше, сквозь туман и бухты: Ганваллоу, Чёрч, Полду, Поллуриан, Маллион. Туман всё не рассеивался – мысы были серыми, серым было и море. Усевшись в людном кафе возле бухты Маллион, мы заказали чайничек чая на одного человека и две чашки. Уставшие и промокшие, мы просто не смогли устоять перед соблазном зайти в сухое кафе. Здесь работал парнишка лет двадцати: принимал и разносил заказы, убирал со столов, вежливо общался с ворчливыми посетителями, резал кексы, подметал пол, помогал садиться и вставать старушкам, рассчитывал посетителей. Мы уютно пригрелись и пили чай как можно медленнее, чтобы только не уходить. Вошел хозяин кафе.
– Какого хрена ты тут прохлаждаешься? На улице два стола не убраны. За что я тебе плачу? Лентяй проклятый!
Паренек беспрекословно пошел и убрал со столов. Хозяин ушел, а вслед за ним и большинство посетителей. Кафе уже почти закрывалось, когда официант вышел из кухни с двумя панини и поставил их перед нами на стол.
– Прости, приятель, мы это не заказывали.
– Знаю, но, судя по вашему виду, они вам не помешают. Только есть их вам придется на улице – я закрываюсь.
– Извини, нам они не по карману, мы не можем их взять.
– Можете, я не возьму с вас денег.
– Но ты не можешь так поступить.
– Еще как могу, потому что я увольняюсь. Пусть засунет эту свою работу себе в задницу.
Мы сели за столик на улице. Паренек вышел вслед за нами и запер дверь, а ключ бросил в щель почтового ящика.
– Что ты теперь будешь делать?
– Не уверен, но должны же быть какие-то другие варианты. Я тут знаю парней, которые подстригают кусты вдоль тропы, может, отправлюсь с ними в Австралию.
– Удачи!
В той легкости, с которой он бросил работу, сквозила уверенность в своей безопасности, присущая молодым. Убежденность, что сегодня можно отказаться от чего угодно, ведь завтра появятся новые возможности. Что происходит с этой чертой с возрастом – возможно, она исчезает по мере того, как мы, глядя за горизонт, начинаем видеть, что наше время не бесконечно? Этот мальчик и сёрферы-садовники навели меня на мысли о Томе. Ему бы тоже свободно следовать за волнами, беспечно переезжать туда, где лучший сёрфинг, но вместо этого он ищет работу и квартиру. Неужели потеря чувства безопасности разрушила его мечты? Мое и без того гигантское чувство вины еще немного увеличилось.
Солнце село за мыс Лендс-Энд, окрасив море в насыщенные оттенки ранней осени, и мы, наконец просохнув, проспали десять часов подряд на мысе Преданнак.
Национальный заповедник Лизард был создан в 1970-е годы. Он охватывает и защищает существенную часть полуострова. По плоской верхушке скалы мы прошли через заросли редкого блуждающего вереска и других растений, которые привели Мота в полный восторг. Люди, идущие по юго-западной береговой тропе, очень любят поговорить о том, сколько они прошли за день, какие поставили рекорды, как достигли намеченных целей. Наше же путешествие становилось с каждым днем все медленнее. Не знаю, в чем было дело, – в том, что мы целый час изучали редкую орхидею Spiranthes spiralis, весь день пытались сфотографировать одну-единственную бабочку или весь вечер любовались тюленями в бухте Кинанс, свесившись со скал, – но с наступлением темноты мы осознали, что одолели не больше трех миль. В итоге палатку мы поставили практически за углом от того места, где утром ее собрали.
В свете раннего утра между скалами и прибрежным островком Беллоуз сновали красноклювые вороны, зависая в воздухе; их яркие клювы и лапки четко выделялись на фоне темного камня. Жаворонки парили так высоко у нас над головой, что их невозможно было разглядеть; они заливались бесконечной песней, пока не приходила пора нырнуть обратно к земле, чтобы сделать глубокий вдох и начать новую трель. Несколько чаек-моёвок препиралось на выступах скал. Странно, что они еще не улетели на зиму. Может быть, теплая погода сбила их с толку и они не сообразили, что лето кончилось?
С большой неохотой мы спустились в бухту Кинанс и сели на камни, чтобы вскипятить воды. Здесь преобладал не серый гранит, как в других местах, а змеевик темно-зеленых и красных тонов. Бухта была красивая, как с картинки, со спокойной бирюзовой водой, белым песком и скалами, напоминавшими расцветкой змеиную кожу. Во всяком случае, так было до середины утра. Потом появились люди. Они стекались отовсюду – по каждой дорожке, каждой тропке, ведущей вниз с холмов: старые, молодые, дети и школьники, которые почему-то были не в школе, с ведерками, шезлонгами, тележками, полными пожитков, и все сначала старались занять места поближе к камням, а потом и до самой воды не осталось ни одного свободного пятачка. Похоже, погода сбила с толку не только красноклювых ворон. Прямо какое-то библейское нашествие, но что было нужно всем этим людям? Наверное, они просто охотились за последними солнечными лучами этого лета – если их привели сюда какие-то духовные интересы, то для этого было уже слишком поздно: после половины одиннадцатого ничего духовного не происходит. Мы убрали газовую горелку и с трудом пробрались сквозь море тел. Наш путь лежал дальше, до мыса Лизард и самых южных камней полуострова.
Дно полуострова, самая нижняя точка: чтобы попасть еще южнее, нам пришлось бы пуститься вплавь. Куда бы мы ни пошли отсюда, путь неминуемо лежал на север, вглубь страны. Место, специально предназначенное, чтобы делать выбор, думать о направлении, фотографироваться и принимать решения. Женщина по имени Фиби Смит написала книгу под названием Extreme Sleeps («Экстремальные ночевки») о том, как спала на улице во всех крайних точках Великобритании: северной, южной, восточной и западной. Оказавшись в крайней южной точке, она дождалась темноты, раскатала свой спальник на скалах и поспала на каменном выступе над волнами – как и надо было полагать, отвратительно. С первыми петухами, вернее чайками, она проснулась, быстро прогулялась по берегу и вернулась в машину, чтобы ехать к следующей крайней точке. Хотела бы я тоже вкусно поужинать, а потом беззаботно раскатать свой спальник, зная, что даже если мне придется померзнуть или помокнуть, это ненадолго. Но у нее был свой путь, а у нас свой. Наш путь вел нас на север и требовал, чтобы мы приняли решение по поводу зимы.
