– Я много думал в те два месяца, что тебя не было дома. Очевидно, что я не смогу вернуться к физическому труду, но ведь я почти всю жизнь им занимался. Я столько всего умею, чему мог бы научить других. Может быть, я смогу преподавать. Что, если мне пойти в университет и получить диплом, а потом получить квалификацию преподавателя? Начать все с начала. Получим к тому же всякие студенческие скидки.
– Ты думаешь, тебе это под силу? А что, если тебе станет хуже? Тебе ведь уже сейчас намного хуже, чем когда мы сюда приехали. Я думала, это у меня проблемы с принятием действительности.
– А что, если не станет? Я полазил в интернете. Я мог бы поучиться в Корнуолле – там есть филиал Плимутского университета. А потом получил бы преподавательскую корочку в другом месте. Еще не поздно подать заявку на поступление, у них есть свободные места. Может быть, моему мозгу как раз нужен хороший пинок. Что, если я буду себя заставлять? Вспомни, насколько лучше я себя чувствовал, когда заставлял себя идти. Вдруг и с мозгами случится так же. Я должен попробовать.
– Почему ты раньше не сказал?
– Потому что ты тут среди старых друзей – я думал, тебе тут хорошо.
– Правда, что ли? Ну да, в каком-то смысле было приятно оказаться среди людей, которых мы хорошо знаем. Но даже если бы мы могли остаться тут навсегда, трудно было бы найти способ построить здесь новую жизнь.
Мот подал заявку на поступление, прошел собеседование по «Скайпу», и его приняли. Мы подали заявку на финансовую помощь для студентов – к счастью, тут история с отобранной за долги фермой нам не помешала, и нам одобрили кредит. Вдвоем мы могли прожить на один кредит на обучение, пока я не найду работу; нам случалось жить и на меньшие деньги. Перед принятием окончательного решения мы договорились подождать и посмотреть, чем кончится история с нашим сараем. Отказаться от крыши над головой и безопасности и добровольно вернуться к бездомной жизни казалось нам все же неестественным поступком.
* * *
Лето постепенно согревалось, начался июль. Овцы, которых еще не успели постричь, начали страдать от заражения личинками. Мухи откладывают яйца в грязную овечью шерсть, обычно ближе к хвосту; из яиц вылупляются личинки, которые ползут сквозь шерсть к коже и вгрызаются в нее, вызывая болезненные, воспаленные болячки. Если долго ничего не предпринимать, личинки забираются под кожу, скапливаются в области позвоночника и рано или поздно овца погибает. Вынув грозди личинок из последнего руна этого сезона, я сбросила на пол последнюю зеленую пригоршню шерсти, кожи и рыболовной наживки. Два с половиной месяца работы закончились. Мы отправились в паб, и Гордон раздал нам заработанные деньги. Единственный платеж, но зато у меня в руках сразу оказалось полторы тысячи фунтов. Целое состояние по сравнению с тем днем в Буде, когда у нас на неделю было всего одиннадцать фунтов.
Мы спрятали их в жестяной банке под кроватью, и я продолжила работать в прачечной и убирать сдающиеся домики. У Мота так усилились боли, что он всерьез подумывал снова начать пить «Прегабалин». Не глупостью ли была наша идея поступать в университет? Казалось, он слабеет на глазах. Может быть, если мы еще немного подождем, Гордон передумает въезжать в сарай; может быть, он неправильно понял Полли? Мы ничего не говорили ей про поступление в университет, потому что были не уверены, что Моту под силу будет учиться. Пока однажды жарким днем на своей кухне Полли не призналась нам, волнуясь, сложив руки на груди, что ей отчаянно нужен дополнительный источник денег.
Я понимала ее; заработки на ферме в лучшем случае можно назвать ненадежными. Видя, что она не может подобрать нужные слова, я решила ей помочь. Время пришло. Если мы хотим еще раз попытаться устроить свою жизнь, то сейчас или никогда. Я набрала побольше воздуха в грудь и рассказала ей про поступление Мота в университет, мысленно прыгнув со скалы в пропасть, раскинув руки в свободном падении.
– Гордон говорил, что ты показывала ему помещение, так что если его арендная плата спасет положение, мы соберемся и уедем.
Мы упаковали свои пожитки, застраховали фургон, положили на счет в банке достаточно денег, чтобы хватило на месяц арендной платы и депозит, и вернули Полли ключи. Пока что мы не могли снять жилье, кредит на обучение был оформлен только на конец сентября. Впереди было два с лишним месяца неизвестности, и здоровье Мота было слабым как никогда. Мы загрузили вещи в фургон и попрощались, а в кармане у нас оставалось всего двести фунтов. Но я уже ощущала ветер в волосах.
Мы тронулись в путь – нас снова ждала жизнь на улице, но теперь мы знали, куда едем.
Часть шестая
Край земли
Встретимся там, где море встречается с небом,
Потерянные, но наконец-то свободные.
Надпись на скамейке у мыса Мен-и-Гриб
19. Живые
Ласковый ветер нес с Ла-Манша теплый воздух. На этот раз мы стояли на песке, волосы наши были насквозь просолены, и нам это нравилось. Голубая вода лизала нам ноги – вода жизни, неостановимый прилив, упорно поднимающийся вверх, непобедимый. Но не сейчас. Сейчас сверху были мы, мы дышали, мы были живыми. Все еще бездомными, но на этот раз впереди брезжила надежда, что это не навсегда.
Сойдя с парома, пришедшего из Пула, мы сфотографировали знакомый белый столбик с табличкой: «630 миль от мыса Саут-Хейвен до Майнхеда». В другой жизни, в той, где мы каким-то чудом пережили зиму в палатке на природе, мы могли бы закончить свой поход именно здесь. Но этого не случилось, и теперь мы собирались начать поход с конечной точки и отправиться в обратную сторону: на запад, в Полруан, к тому месту, в котором наше путешествие так внезапно закончилось почти год назад. Нам оставалось пройти всего 250 миль – бесконечное число шагов, которые, возможно, нам никогда не удастся преодолеть. Конец береговой тропы был отмечен скульптурой: компас и паруса, синие на фоне синего неба, начало с конца.
Мот скорчился под весом своего рюкзака – его мышцы ослабли под напором тау-белка. Приступы помутнения сознания обрушивались на него волнами, и он тихо разрушался, как замок из песка под напором прилива. Это было начало психической деградации, которая сопутствует КБД. Соленая вода гладила мне ноги, потихоньку поднимаясь, теплая и липкая, как сироп. Нас привели сюда пот и слезы прошлого года – признаки соленой тропы, по которой мы шли, они привлекли нас обратно к морю.
Мы пересекли удушающие дюны и вступили на тропу, вытоптанную в прибрежных травах и вереске. Я не сводила глаз с моря, и вот соленые потоки облегчения волнами потекли у меня по лицу. После долгих месяцев разлуки с морем, когда мы чувствовали себя чужими и отверженными, вернуться в край недосягаемого горизонта было невыносимой радостью. Мы свернули с жары под сень деревьев: здесь сквозь невысокую травку дорога вела толпы посетителей в сторону знаменитых белых скал Олд Харри Рокс, их арок и столбов. В горячем воздухе носились ласточки, ныряя, чтобы схватить насекомых, висевших над желтыми цветами низкорослого дрока. Глубоко вдыхая морской воздух и отвернувшись от многочисленных фотографов, мы встали лицом к ветру, лицом к тропе, которая разворачивалась на запад, вдоль белого мелового пояса юрского побережья.
