– Ты можешь идти? Я нашел гостиницу.
Я даже не заметила, что Мот куда-то уходил.
– Мы не можем… На это уйдут все оставшиеся сбережения.
– Можем, я уже заплатил.
В крошечной гостинице оказался лифт, кровать и уборная, и в следующие тридцать шесть часов я больше ничего не видела. Я лежала на кровати, потом меня рвало в унитаз, и так я бродила от кровати в туалет и назад, иногда забываясь дремотой. Потом меня снова тошнило. Потом я опять спала. Около пяти утра я сообразила, что уже следующий день, что мы второй день проводим в гостинице. Я потрясла спящего Мота за плечо.
– Что мы тут делаем? Нам это не по карману!
– Всё нормально, всё уже оплачено, поспи еще.
Я уснула, и мне приснилось зеленое мороженое.
На следующее утро я отважилась выйти из номера в столовую и поесть сухарик. Мне едва хватало сил, чтобы подносить его ко рту.
– Тебе лучше? На вид не особо, – на соседний стул тяжело опустилась знакомая рослая фигура. Дейв. – Мот рассказал нам про терновник. Я, правда, не слыхал, чтобы от него людей тошнило. Артрит вот да, бывает. Мы сегодня отправляемся гулять в Портленд. Он похож на Уэймут. Мы тут немного походили по магазинам – пытались стирать вещи, но они не сохнут, так что мы купили новые носки и футболки, сходили в музей, даже затащили меня в художественную галерею, да, Джу? Но ненадолго. Так что мы в Портленд. Думаю, дня на два, так что потом мы с вами уже не встретимся.
– А что вы тут вообще делаете? Я, кстати, не знаю, в терновнике ли дело. Может, в мороженом.
– Так больше некуда было податься. Все кемпинги переполнены, полиция не дала нам ночевать на пляже, так что мы тоже тут застряли, это единственное место, где были свободные номера. Хотя мне лично Уэймут нравится.
После завтрака мы помахали им на прощание – со своими громадными рюкзаками и палками для ходьбы они казались больше, чем на самом деле, и резко выделялись на фоне отдыхающих. Прощаться с ними вновь было грустно.
Местная набережная ничем бы не отличалась от набережной в любом другом приморском английском городке, если бы не потрясающие особняки в георгианском стиле. Когда-то они принадлежали аристократам и членам королевской семьи, и в них проводились роскошные балы, где веселились сливки общества. Сегодня в них располагаются гостиницы и гест-хаусы, кафе и сувенирные магазинчики. Пляж, где когда-то прогуливались, прячась под зонтиками от солнца, самые скромные и нежные дамы, вдыхая полезный для здоровья морской воздух, теперь ломился от шезлонгов, надувных матрасов и кругов, жареной картошки и чаек, розовой плоти и препирающихся семейств. Не знаю, с какими чувствами стоял на своем постаменте Георг III, – возможно, ужасался, во что превратился город, а возможно, жалел, что в его времена не было вьетнамок и надувных динозавров. Я проспала целый час на скамейке, положив голову Моту на колени, а потом спала на пляже, пока не зажглись фонари.
– Тут вам поспать не удастся. Как только стемнеет, полиция вас выгонит. Лучше прямо сейчас выдвинуться из города.
На песке стояли двое мужчин, нагруженных рюкзаками и сумками. Они были такие же грязные, как мы, загоревшие дочерна, волосы убраны под шапки. Вероятно, походники; возможно, бездомные. Нет, вряд ли туристы, судя по громадным упаковкам еды в сумках. И не бездомные, с таким-то количеством еды.
– Вы здесь живете?
– Нет, за городом. Вы куда дальше собираетесь?
– Пока не знаем, – Мот поднялся на ноги, но мне не хватило силы воли, чтобы встать. – Кемпинги все забиты, Рэй плохо себя чувствует, наверное отравилась, так что мы сегодня не сможем уйти далеко.
Мужчина постарше посмотрел на меня сверху вниз. Его лицо немного расслабилось, морщины разгладились, и под ними стала видна белая кожа – лицо человека, который много времени провел на открытом воздухе, месяцами щурился от солнца и ветра. Он сел, но сумки из рук не выпустил. Было что-то странное в том, как висела на нем одежда, как крепко он вцепился в сумку.
– Меня зовут Джон. Так что, вы походники? – и в том, как кудрявились из-под потрепанной шерстяной шапки его седые волосы.
– Ну да.
– Это хорошее решение – просто продолжать идти вперед, когда вам некуда идти. Те, кто остается на месте, быстро опускаются. Да, тут много таких, кто слишком задержался на месте, – они сдались и приняли как данность, что теперь живут на улице.
– Откуда вы знаете? Вы что, соцработник или вроде того?
– Нет, вы сами себя выдали. Лежите тут, подложили рюкзаки под спины, но при этом руки из лямок не вынули. Турист бы снял рюкзак, а вы нет – вам слишком дорого его содержимое, чтобы рисковать его потерять.
– Что, правда?
– Если хотите, можете отправиться с нами. Мы живем за городом, вы сможете поставить там палатку. Но только на одну ночь. Это не близко, но у нас есть фургон.
Необдуманно – или инстинктивно – мы доверились им. Мот помог мне подняться, и мы последовали за ними к припаркованному невдалеке фургону. Мы лежали на одеялах в кузове, а фургон уносил нас прочь из города, прочь от берега, в темноту проселочных дорог. Полчаса или даже дольше я то просыпалась, то засыпала, пока фургон не остановился. Выбравшись наружу, мы увидели, что приехали на парковку в лесу; над головой шелестели сосны, которые раскачивал поднявшийся ветер.
В темноте мы шли вслед за Джоном и Гавейном, углубляясь в лес при неярком свете луны. Деревья здесь росли не так густо, и усеянную сосновыми иголками тропинку было чуть лучше видно. Впереди, между деревьями, мы увидели какие-то тени, освещенные лишь маломощными фонарями на батарейках. Палатки, брезентовые навесы, шалаши из ветвей. Целая деревня лесных жителей, которые тихо общались и готовили ужин. Джон показал нам свободное место, где можно поставить палатку, а потом мы сидели с ними, пока Гав разгружал покупки – в магазин они ездили централизованно, два раза в неделю. Остальные забрали свои продукты и разошлись по палаткам, а Джон остался, чтобы рассказать нам о себе и своих соседях.
– Не мог я жить в городе: когда у тебя в крови деревня, оставаться в городе невыносимо, он тебя опустошает.
Джон всю жизнь проработал на ферме, где ему полагалось жилье в маленьком коттедже. Но когда ферму продали, коттеджи выкупили отдельно и перепродали как дачи – так он стал бездомным. Работу он нашел легко, но без проживания, а на съемное жилье зарплаты не хватало. Тогда-то он впервые поставил палатку в лесу. Вскоре к нему присоединились и другие, и со временем их стоянка превратилась в целую деревню с непостоянным населением – кто-то приходил, кто-то уходил, в зависимости от потребностей.
– Когда приезжают все сразу, нас бывает до тридцати человек, но в среднем тут человек восемнадцать, плюс-минус.
Большинство местных жителей работали: неполная рабочая занятость, нестабильные рабочие места, низкие зарплаты, сезонные заработки – все это мешало им снять нормальное жилье.
