– Никак не могу взять в толк, что вы из себя представляете. Что вы здесь делаете? – Он встал, пересек бульвар и подсел к нам.
Я ощутила легкий страх, хотя не могла понять почему. Возможно, это был отголосок иррациональной тревоги из моей прежней жизни – той жизни, в которой я сама еще не была бездомной? А может быть, дело было в том, что мы находились в городе, и кто бы к нам ни подошел, я начинала нервничать?
– Вы походники? Похожи на походников, но что-то в вас есть странное.
– Бездомные походники. Мы здесь всего на одну ночь, – казалось, Мот чувствует себя в полной безопасности.
– Бездомные походники – это мне нравится. Ну что же, сегодня вы будете не одиноки, нас тут довольно много. Где собираетесь спать? Будьте осторожны, не займите ничье место, мы тут чувствительны к таким вещам. Я, кстати, Колин. Пива хотите?
– Извините, у нас нет денег.
– Да нет же, это у меня есть пиво – хотите?
Мот взял банку, отпил из нее и передал обратно.
– Перепало мне только потому, что дочь заходила меня проведать. У меня сегодня день рождения. Она подарила мне пиво и вот эту кепку, отличная кепка.
– У вас есть родственники, но вы с ними не живете?
– Нет, ну да, у меня всё было, жена, дети, дом. А потом всё просто развалилось. Они теперь меня стыдятся.
Мы посидели в молчании. Что тут скажешь? Ему не нужно было объяснять нам, с какой легкостью налаженная жизнь может рассыпаться в прах. По бульвару к нам шел мужчина помоложе, вязаная шапка натянута по самые брови, драная куртка болтается.
– Проклятье, ну вот, начинается. Аккуратней выбирайте слова и выражения. Привет, Дин, братан, как дела?
Дин был еще молод и вел себя довольно нагло, но по его худобе и ввалившимся щекам было заметно, что жизнь у него не сахар.
– Уже пьешь, братан, и без меня?
– Ну да, у меня сегодня день рождения. Получил подарки, – Дин взял последнюю банку пива, явно предназначенную ему.
– Пьешь с чужаками, а не со мной, братан, так не делается. Кто вы, блин, вообще такие?
– Не волнуйся, братан, они бездомные туристы, уже собираются уходить, да?
– Пьешь с чужаками, братан, какого хрена?
Мужчина, лежавший под эстакадой, сложил свою картонку, взял под мышку и убрался подальше. Дин приблизил лицо вплотную к Колину, который незаметно подавал нам знаки, чтобы мы уходили.
– Свалите отсюда, вы двое, не понимаю, какого хрена вы вообще тут делаете.
Мы медленно пошли прочь, хотя больше всего мне хотелось побежать бегом. К тому времени, как мы отошли на пятьдесят метров, они уже сцепились на скамейке.
– У меня такое чувство, что это мы его подставили, а потом бросили в беде. – Я первая хотела оттуда уйти, но теперь меня мучило чувство вины.
– Мы тут ни при чем. Судя по реакции Колина, это повторяется каждый вечер.
Мы побродили по городу, невидимые для вечерних гуляющих толп, и отправились в сторону прибрежного парка Хоу, надеясь найти там спокойное местечко. Но каждый переулок или скамейка оказались уже заняты – всюду спали бездомные, либо в спальниках, либо укрывшись одеялом, либо просто свернувшись в позе эмбриона на голой земле. По официальным данным, осенью 2014 года в Плимуте было тринадцать бездомных. Если это правда, то той ночью мы встретили их всех, а потом еще столько же.
У памятника Джону Смитону нам удалось найти незанятую полянку. Мы раскатали матрасы и спальники в самом укромном уголке, не осмеливаясь поставить палатку – это было бы слишком очевидно. До конца так и не стемнело, из-за фонарей на улице были как будто вечные сумерки. Я чувствовала себя незащищенной и уязвимой – на тропе я еще ни разу такого не ощущала. На природе, несмотря на холод и сырость, я ничего не боялась, но здесь, среди множества людей, мне впервые за всю свою бездомную жизнь было страшно. Звук шагов, голоса, хлопнувшая дверь машины – все заставляло меня дергаться от выброса адреналина.
Как только начало светать, мы собрали спальники и уселись на скамейку, чтобы вскипятить воды для чая, благодарные за то, что эта ночь кончилась.
– Как они могут так жить? Это невероятно изматывает.
– Наверное, к этому привыкаешь, как и ко всему остальному.
Бродя по пустым улицам, пока утро вступало в свои права, мы видели, как из ворохов тряпья поднимаются тела и потягиваются, встречая новый день. Жизнь продолжалась; пора было браться за привычные дела.
Проходя мимо банкомата, мы остановились, чтобы проверить баланс счета, не уверенные, какой сегодня день и есть ли там деньги. На счету оказалось тридцать фунтов, и мы с благодарностью их сняли. Потом мы нашли открытое кафе и сели у окна, есть один сэндвич с колбасой на двоих и смотреть, как пробуждается утренний город. Среди прилично одетых людей по узкой улице брел мужчина; даже натянутый на лицо капюшон не скрывал его синяков. Мот купил еще один сэндвич и попросил завернуть его с собой.
– Колин! – позвал он человека в капюшоне, и тот неохотно остановился и повернулся.
– А, блин, это ты, братан. Я обычно здесь не бываю, но вчера пришлось сбежать от Дина подальше. Он слегка разошелся. Совсем у него плохо с тормозами.
– Ты в порядке? Выглядишь кошмарно. Вот, я купил тебе сэндвич.
– Что? Ты мне купил сэндвич? Вот спасибо! Ой, с колбасой, обожаю колбасу.
– Мы пошли на паром. Береги себя, приятель.
– И вы тоже, бездомные походники. Я, может, и сам однажды последую вашему примеру: пойду в поход. Да, однажды непременно так и сделаю.
21. Просоленные
Палатка ходила ходуном на ветру, который бушевал над мысом Пенли и уносился дальше, в залив Плимут-Саунд. Под каменной стеной часовни королевы Аделаиды нас застигла полноценная буря. По идее, нам стоило бы сильнее тревожиться о том, выдержат ли замотанные изолентой стойки палатки такую непогоду, но после Плимута мы просто были бесконечно рады вернуться на свой край земли. Девон остался позади, мы вновь оказались в Корнуолле, теперь уже в непосредственной близости от финиша – деревни Полруан. Ткань палатки хлопала, стойки скрипели, а мы смотрели, как гигантское, сияющее огнями судно выходит из залива, окруженное золотой рябью. В прошлой жизни мы и сами бывали пассажирами на этом ночном пароме до Сантандера, города в северной Испании. Дети были маленькими, нам едва перевалило за тридцать, жизнь, казалось, налаживалась. У нас на глазах огни уменьшались и тускнели, пока наконец не исчезли совсем. Наша прошлая жизнь уплыла, и мы отпустили ее, обратив взгляд на запад с искрой надежды.
На мысе Рейм ветер поднялся с моря сразу с двух сторон; встречные потоки ирокезом столкнулись посередине, закрутив чаек в воронке, прежде чем швырнуть их в разные стороны. Гряды белых облаков промчались мимо, открыв взгляду бесконечные пляжи вдоль залива Уитсэнд. Нам оставалось идти всего несколько дней; пришла пора остановиться и отдохнуть, замереть и помолчать, позволить себе момент затишья перед началом новой жизни. Каменистый склон, поросший папоротником, терновником и дроком, спускался в море под крутым углом. На протяжении многих миль то тут, то там на платформах, вырезанных прямо в скале, нам попадались разрозненные домики и сарайчики. В зарослях терновника нас обогнал старик, и мы остановились поболтать с ним.
