– Против поноса и рвоты глотай кусочки льда, – наставлял Альбас.
– У нас нету льда летом.
«Мне-то какое дело, есть у вас лед и баранина или нет, – подумал Альбас. – У нас их тоже нет. Мы такие же крестьяне, как и ты. Заболеем вот, от тебя заразившись, так отвар из баранины пить и лед глотать не станем, нет их у нас, хоть тресни. Но ты все равно послушай. Сие любопытно». Он продолжал:
– Дома не помешает всегда иметь под рукой следующую смесь, облегчающую понос: пять частей сахарного песку, полторы части мела и десятую часть каломеля
[10], разделив на пятнадцать порошков, принимать по штуке каждые два часа.
Буткус чувствовал урчание в животе и понемногу гаснущую надежду дождаться поддержки и помощи. Господи спаси, сколь многого у него, как оказалось, не было! Не было овец, не было льда, не было мела и каломеля, и вдобавок он тут же забыл, как приготовить останавливающую понос смесь, потому что у него не было даже приличной памяти. Ему начало мерещиться, что у него трясутся поджилки и что вот-вот остановится сердце. Он беспокойно заерзал на стуле, его уставшие мозги хотели считать эти предчувствия истинной правдой.
Отец Альбаса заметил, что Буткус дернулся, и, неверно истолковав это движение, принялся ковырять в носу.
– Может, у вас геморрой, почтеннейший? – заинтересовался он. – Не обнаружило ли вашество свекольного цвета шишек в конце дерьмоносной кишки-с?
Несчастный почувствовал духовное смущение.
– Нет, не заметил… Кажется, нет…
Альбас вдруг понял, что ситуация становится комичной, и улыбнулся. Встречаются люди, стыдящиеся своего тела, по правде говоря, таких – большинство, и юноша порой подумывал, что сухой, деловой разговор с ними становится невозможен, превращается в какую-то пародию отношений врача с пациентом. Альбас не проходил специального курса в университете, но он был настоящим врачом, никому не приходило в голову в этом усомниться. Все же в такие моменты, как этот, он чувствовал некоторую беспомощность, неспособность выпутаться из забавных ситуаций. «Лучше бы он подождал во дворе, пока мы с отцом решим, чем его лечить», – подумал Альбас, но вслух сказал:
– Не будем отвлекаться, отец. Следует назначить ему лекарство.
Слова эти несказанно обрадовали беднягу Буткуса: значит, ему дадут лекарство.
– Какое снадобье, по твоему разумению, было бы тут уместнее всего, Альбас? – спросил отец.
– Красный нефт
[11] – отвечал ему Альбас.
– Нет, Альбас, ты не прав. – Поросший рыжими волосками отцовский кулак снова пустил посуду в пляс. – Следует растереть ему голову французской водкой с солью, а внутрь прописать три ложки того же снадобья, смешанные с аналогичным количеством кипяченой воды. Повторить это три раза в день. Таким способом я еще при крепостном праве вылечил старого графа Жилинскаса и множество других людей.
Альбас чуть презрительно усмехнулся: граф служил отцу главным аргументом, когда они спорили о лекарствах. Послушать отца, выходило, что граф Жилинскас, дедушка молодого графенка, из-за малого роста прозванного Перчиком, во времена крепостного права (непонятно, почему именно тогда) переболел всеми возможными недугами, которые только ведали и врачевали они с отцом, подчас каждый по-своему. Почувствовав малейшее недомогание, он подпускал к себе только отца и гнал в шею врачей с университетским дипломом. Отец вылечил его от воспаления роговицы, белка в костном мозге, куриной слепоты, английской болезни, или рахита (череп графа разросся до ширины плеч, пузо было такое, будто он проглотил бадью с тестом, а кости мягонькими, как мякиш: отец по недомыслию едва не пережал их пальцами, проверяя пульс), от огня святого Антония (или просто рожи), апоплексии, ушнеца (в уши к графу поналезло мух, которых отец выковырял щеточкой из волосков фокстерьера) и недосыпа. Кроме того, графа мучили черви под ногтями, набухание десен, розовый лишай, круп, храп и хрипы в виде Гамлетовой одышки, туберкулезис, флюсы, чесотка в паху, постоянные головокружения, он прихварывал желтухой и почечуями (отец считал себя докой в геморроях), болезнями, вызванными великим запоем, переболел бубонами, лондонкой и грудницей, истерикой, мертвенной бледностью, корью, ветрянкой, вывертами костей, ядовитые мухи и скот кусали графа ежедневно, а однажды отец, запамятовав, поведал, как ему довелось выхаживать графа после родов («в первые дни давал ему одно молоко, холодную воду и сырые яйца, в дальнейшем – глауберову соль, поскольку постоянно сочащееся из грудей молоко утомляло графа»). Умолчим о том, что граф не отвлекался на такие мелочи, как укус бешеной собаки или ядовитой змеи, порезаться ножом ему случалось не реже двух раз в сутки, все его тело было испещрено бородавками, а при очередном приступе горячки или переломе костей он отказывался ложиться в постель. Однако его приходилось лечить (и у отца это неизменно получалось с успехом) от расстройств печени, синяков, потливости ног (лучшее средство – чернильные орешки), коклюша, азиатской холеры, от чахотки, прилива крови к голове и анемии, от кровотечений из носу и рта, от родимых пятен (заметим, что избавить от них Альбаса отцу не удалось), от насморка и глухоты. Графу досаждал дурной запах изо рта, грыжа, ревматическая ломота в костях, аскариды (черви были чуть ли не в палец толщиной), непрерывная чесотка, падучая, иголки, коих граф проглотил тьму-тьмущую (чаще всего по своей пресловутой рассеянности), здоровье его подрывали ожоги, простуды и отравления анилиновыми чернилами, грибами, азотной кислотой, горьким миндалем, йодом, карболкой, живым серебром или ртутью, ляписом, медным купоросом, крысиным ядом, медью, опиумом, мухоморами, свинцовым белком, селитрой, спиртом, серной кислотой, табаком, парами, фосфором, заплесневелым хлебом, чемерицей, поганками, едкой вапной
[12] и эфиром. С приходом весны граф ежегодно тонул в реке и, возможно, превратился бы в рыбину, если бы не отец. От него приходилось прятать веревки, потому как он вешался при каждом удобном случае, и отцу уже надоело приводить его в чувство. Что ни месяц, в десятых числах граф принимался заикаться да помаргивать, а что ни три, на него находило бешенство и боязнь воды, как огня. Он был троекратно парализован, отчего то и дело хворал мигренью. Граф изнемогал от кариеса и спазмов в животе (понос, желудочное воспаление и хронический брюшной насморк с перепoю и от кофе, плохого прикуса и так далее, он все время срыгивал, трудно было с ним о чем-то договориться). Другие болезни графа: бронхит, перхоть, подагра, никталопия, мускульный ревматизм, краснуха, ветрянка, рожа, сибирская оспа, грудная жаба, сифилис, сонливость, сопливость, сосущая боль в суставах, воспаление мозга и сотрясения онаго, боль в чреслах, катаракта, тиф с рецидивами, шкрупулезия, шкарлатина, мочеиспускание в постель, горловые боли, трихинозное мясо (мясо… – какое все-таки некрасивое слово), триппер, трахома, тягучка, угар печной и каминный, кафтановозгорание, дурное пищеварение, водянка, нервический тик лица, рвота, рак, расстройство желудка и прочая, и прочая.
