– Не думаю, что могу заставить тебя понять.
– Ты права, не можешь.
– Сейчас он здесь и хочет помочь. – Это звучит лучше, чем правда, в которой переплелись сжигающее меня любопытство и желание быть замеченной.
– Рейчел, я помогаю тебе.
– Это правда, – соглашаюсь. – И мы погуляем в субботу после твоей смены в гараже.
Он идет со мной, пока вдали не показывается Фредерик, снова ожидающий у машины. Тогда Хейз уходит, сверля его взглядом.
– Твой друг? – спрашивает Фредерик, когда я подхожу к нему.
– Да. Сколько я себя помню.
– Выглядит негодующим.
Я сажусь в машину, улыбаясь его наблюдательности.
– Ты прав. Он не… годует.
На переднем сиденье Карлос смеется.
– Разве не странно? – слышу, как сама начинаю рассуждать. – Некоторые отрицательные слова звучат, точно положительные с приставкой, но положительных таких нет.
Фредерик чешет подбородок.
– Имеешь в виду, как… ненавидеть?
– Именно. Не каждое отрицательное слово содержит в себе антонимичное положительное.
Он усмехается.
– Конечно, содержит. Просто не очевидно положительное, как ожидаешь. – Он достает свою потрепанную записную книжку из кармана, открывает и начинает писать. – Но это забавная идея. Мне нравятся такие примечания.
– Что ты делаешь с этими заметками? – сказав, вдруг понимаю, что это первый вопрос о нем самом, который я ему задаю. Но вопрос, который я на самом деле хочу задать, звучал бы так: «Как мама от тебя забеременела?»
Но боюсь, ему не понравится, что я спрашиваю. А мне, боюсь, не понравится ответ.
– Обычно ничего, – говорит он, чиркая на странице. – Но порой из этого получается песня.
И затем его телефон звонит, и я слушаю еще один односторонний разговор с Генри.
– Мы ведь затем и платим журналистке Беки, чтобы она придумывала подобную чушь? – спрашивает его мой отец. – Просто выберите что-нибудь вдвоем, мне плевать, что это будет. Расстройство желудка. Проблемы с наркотиками. Скажите, что меня похитили инопланетяне. А теперь я кладу трубку.
Он завершает звонок, но его руки сжаты в кулаки на протяжении всего пути до ресторана.
* * *
Сегодня тайская еда. Я сижу за столиком на веранде еще одного ресторана, пытаясь не ерзать. Фредерик напротив меня, и я до сих пор думаю, не мираж ли он. Это наша третья встреча. Дальше возможны два варианта развития событий: однажды мне будет казаться совершенно привычным войти в комнату и увидеть там Фредерика. Или, что более вероятно, он снова исчезнет.
Через десять лет, когда кто-то спросит меня о моем отце, я, может, отвечу: «Я видела его трижды, когда мне было семнадцать. Мы ели пад тай
[3] за столиком перед полем для гольфа, и я не нашла в себе смелости спросить, как меня зачали».
Фредерик выбрал более нейтральную тему для беседы.
– Какие занятия ты хочешь посещать в Клэйборне?
– Ну… – Не думала об этом несколько недель. – Курс английского мне кажется классным. Еще есть русская литература. Полагаю, продолжу изучать испанский как обязательный второй язык. – «И музыка». Но я не готова говорить о ней.
Забавно, потому что я всегда представляла, что если встречу отца, то мы не будем говорить ни о чем, кроме музыки. В моих фантазиях он был рад узнать, что у нас столько общего. Он был расстроен, что потерял так много времени.
Теперь? Музыка – последнее, что я хочу рассказывать о себе. Если скажу, что одну из его любимых песен – You Can’t Always Get What You Want группы The Rolling Stones – исполняла в начальной школе с хором в гармонии на четыре голоса, он точно поймет, как сильно я его обожествляю.
Как унизительно.
– Я был не таким студентом, как ты, – говорит отец. – Меня чуть не выгнали на первом курсе.
– Правда? – Но я уже это знаю, прочитала в интервью для Spin.
– Обязательные уроки меня чуть не убили. Но я смог продержаться, только чтобы мне позволили посещать все музыкальные кружки. Еле выдержал.
Я уже знаю о нем многое: что он любит старые фильмы и свежевыжатый апельсиновый сок. Читала, что однажды он играл на предвыборной кампании Обамы и что у него аллергия на кинзу. Знаю, что его сценическое имя – Фредди Рикс – появилось благодаря тому, что его друг Эрни считал, оно «не вызывает запор» в отличие от Фредерика Ричардса.
– Хотел бы я знать, что не нужно было быть таким нетерпеливым, – говорит он. – Хотел бы я прожить все это заново. Это и много еще чего.
«Что, например?» – жду, что он продолжит.
– Как курица? – спрашивает он вместо этого.
Злая Рейчел мысленно кричит.
* * *
– Две вещи, – говорит Фредерик, когда уносят наши пустые тарелки. – Я еду в Новый Орлеан сегодня вечером.
Внутри все сжимается.
– Хорошо.
– Боже, – говорит он. – Я вернусь. – Поднимает подбородок и смотрит в небо. – Не то чтобы у тебя есть причины мне верить.
Мое лицо вспыхивает. Я делаю еще один глоток газировки.
– Слушай, – говорит Фредерик, взяв в руки свое пиво. – Я уже отменил кучу выступлений. Но отмена следующего разозлит слишком многих важных людей. Однако надеюсь, мы закончим к воскресенью.
«Концерт? – думаю я. – Он будет хедлайнером на музыкальном фестивале?»
Позже могу глянуть на его сайте, как делаю обычно. Черт, даже использую для этого новый крутой телефон, что он подарил.
В момент смелости я задаю вопрос:
– Почему ты отменил что-то?
Он делает глоток.
– Чтобы побыть здесь, в Орландо пару недель.
– Да, но зачем? – Вопрос наконец вырывается изо рта Злой Рейчел. Я сжимаю челюсти, чтобы остановить еще пять вопросов, просящихся следом: «Тебя и правда заботит, что со мной будет? Ты был вообще знаком с моей мамой, прежде чем вы переспали? Почему ты не звонил нам почти восемнадцать лет?»
Фредерик изучает свою бутылку пива, будто ответ написан на ней.
– На прошлой неделе Ханна просила тебя сдать мазок…
– Для ДНК-теста. – Я была поражена, что такое можно провернуть с помощью ватной палочки, потертой о щеку изнутри. Как разочаровывающе скучно.
– Это было для суда. Я нанял адвоката, чтобы получить опеку.
Мое сердце начинает лихорадочно биться в груди.
– Но Ханна сказала, это не сработает.
– Но может, она ошибается. Ты ведь хочешь выбраться из того места, где сейчас живешь?
