Я качаю головой, не в силах говорить.
Он тяжело сглатывает, и на секунду мне кажется, он больше ничего не скажет.
– Мы работали официантами в одной закусочной, – говорит он наконец. – В Клэйборне. Она ходила в подготовительную школу. Я был в колледже.
У меня на шее волосы встают дыбом.
– Фредерик тоже там работал?
– Нет. Они встретились позже. – Эрни прочищает горло. – Я познакомил их на вечеринке.
«На вечеринке», – меня сделали на вечеринке.
Сверху доносится крик Фредерика:
– Значит, мы опоздаем! Мне плевать!
Хлопает дверь.
«Толчки после основного землетрясения».
– Пойду выпью стакан воды, – говорит Эрни. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
Когда он встает, чтобы пойти в кухню, мои глаза опускаются на телефон Генри. Экран все еще горит.
Я беру его со стола и открываю меню. Неудивительно, у Генри открыт аккаунт @FreddyRicks. Я следила за профилем годами, думая, что смотрю на мир глазами отца.
Однако ни разу я не видела открытое приложение социальных сетей на телефоне Фредерика. Не думаю, что оно вообще скачано.
Позже я не буду знать, почему так поступила. Но я направляю телефон Генри на газету и делаю снимок. Затем печатаю: «Слушаю 1D дома и собираюсь на концерт. Обожаю. #fanboy».
Затем выкладываю пост.
* * *
Фредерик проводит вечер наверху в музыкальной комнате-студии, играя на электронной гитаре. Один. Через потолок слышна очень злая музыка. Его настроение не сдерживает даже звукоизоляция.
Я провожу время за чтением «Анны Карениной» на диване, но слишком нервничаю, чтобы концентрироваться. По моим подсчетам, Фредерик уже потерял из-за меня целый миллион и одобрение матери. Неудивительно, что он не хочет проводить время со мной.
Еще хуже – фотография в «Инстаграме» про «1D» набрала четыре тысячи «мне нравится» и сотню восторженных комментариев, прежде чем была удалена. Пока никто не указывал на меня пальцем, но это лишь вопрос времени.
Кто-то постучал во входную дверь, что странно. Друзья Фредерика всегда дают знать о своем прибытии, просто набирая код. Я открываю дверь и оказываюсь лицом к лицу с пожилой женщиной. За ее спиной отъезжает такси.
– Рейчел, – говорит она шепотом, ее улыбка дрожит. – Я Элис.
Первую секунду я лишь таращусь на нее. Моя бабушка моложе, чем я представляла. У нее светло-каштановые волосы и большие карие глаза.
– Я могу войти?
Отскакиваю и распахиваю дверь. Элис катит за собой чемодан, но он застревает на пороге, и я помогаю ей затащить его через дверь.
– Спасибо, дорогая. – Она закрывает дверь. – Прошу прощения, что напугала. Я провела отличный длинный перелет, привыкая к мысли, что увижу тебя.
– Он знает, что вы здесь?
Она качает головой.
– Может, мне… – указываю на лестницу на второй этаж.
– Может, не стоит? – спрашивает Элис.
– Хорошо.
Взгляд Элис пробегает по гостиной Фредерика.
– По-прежнему живет, как студент, я посмотрю. – Она катит чемодан в сторону кухни. Элис бывала здесь. – Пойдем со мной.
В кухне наблюдаю, как Элис расстегивает сумку. Она вытаскивает пакет того, что похоже на муку, пачку масла, приклеенную к пакету льда, и упаковку шоколада. После того как появляются еще несколько ингредиентов, она достает пластиковую миску и противень.
– Рейчел, мы с тобой будем делать печенье. Потому что именно это делают бабушки. А еще потому, что иначе я просто буду смотреть на тебя и рыдать.
– Хорошо. – Я вернулась к односложным ответам.
Элис высыпает муку в миску. Я беру пакет, в котором по виду перемешаны коричневый и белый сахар, и добавляю сверху.
– Вот так, – говорит моя бабушка. Я поднимаю глаза и вижу, что Элис меня изучает. – Фредерик мой единственный ребенок, – говорит она. – И я не надеялась, что у меня будет внучка. – Ее глаза начинают краснеть. Элис всхлипывает. Затем она насыпает другую белую субстанцию из пакета в миску. Разрыхлитель и соль, по всей видимости.
Я достаю вилку из ящика и перемешиваю ингредиенты.
– Я очень зла на твоего отца. Не могу даже сказать «твой отец» без того, чтобы у меня не поднималось давление. Сама мысль о том, что у меня была внучка… – Она кладет руку на грудь. – Прости, Рейчел. Все не должно было быть так.
«Очевидно, должно было», – я оставляю эту мысль при себе.
– Включить духовку?
– Отличная идея.
Я выставляю 375 на панели и понимаю, что нужно нажать кнопку ввода, чтобы духовка начала нагреваться. Духовка Фредерика примерно на двадцать пять лет новее, чем моя старая в доме в Орландо.
– Давай поправим подставку… – Элис открывает духовку. – Боже мой! – Она достает картонную коробку. На ней написано: «Кухонные аксессуары».
– Ох, – восклицаю я. Хорошо, что Элис нашла коробку. – Я чуть не устроила пожар.
Элис откладывает коробку на столешницу. Затем обхватывает руками голову и смеется.
– Он никогда не пользовался духовкой. – Она смотрит на потолок, словно обращается к нему наверху: – Ты такой ребенок, Фредерик. – Снова смеется, и слезы выступают у нее на глазах.
Конечно, миксера нет.
– Придется нам смешивать все вилкой, – объявляет Элис. – Нужно будет приложить немного усилий.
– Я знаю одну уловку, – предлагаю я.
Элис ждет со слезами на глазах.
– Если сначала растопить масло, оно легко смешается. Но тогда придется делать батончики, потому что все растекается.
Элис протягивает мне масло.
– Доверяюсь тебе.
* * *
Печенье с краев противня хрустит, а кусочки из центра тягучие.
– У нас есть слабой, средней и сильной прожарки, – говорю я, выбирая мягкую и кусая. – Вкусные.
Элис улыбается.
– Ура! – Она стучит своим печеньем о мое. – Ты такая худая.
– Я не всегда голодна, – признаюсь я. Я на диете «потеряй свою маму» уже больше месяца, и это наверняка заметно.
– Фредерик, боюсь, нерегулярно ест.
– Вообще-то он ест достаточно, – говорю я, защищая его.
Элис качает головой.
– Мы не можем говорить о нем, иначе я не выдержу. – Она снова кусает печенье, затем ее лицо мрачнеет. – Мне так жаль твою маму, дорогая. Даже не могу представить.
Наступает момент тишины, пока я жую.
– Рейчел? – Голос Фредерика доносится с лестницы.
