Элис запускает руку в сундук.
– Я сохранила кое-что еще, – говорит она тихо. Достает серебряную детскую погремушку, потускневшую от времени. Та звякает, если ее потрясти. Еще есть три литых металлических машинки с облупившейся краской. – Думала, они могут пригодиться внукам, – говорит Элис мрачным голосом.
Я качу крошечную Camaro по ладони и молчу. На диване перед Фредериком поднята газета, точно щит. Когда кладу игрушки обратно в коробку, мое внимание привлекают слова «Дикие кошки 1995», проштампованные на корешке книги. Я достаю школьный альбом отца.
Элис смеется.
– Это был период плохой прически, – говорит она. – Тебе не обязательно это видеть.
Я сажусь с альбомом на диван и открываю его на странице выпускного класса.
– Боже, – вырывается у меня. Элис права насчет прически. У Фредерика были волосы как у рок-звезды – длинные и взъерошенные. Прическа Эдди Ван Халена. – Интересно, сколько заплатит People за такое? – подшучиваю я.
– Прибью тебя, – говорит Фредерик из-за газеты.
Я тычу в него альбомом.
– Сохраню для шантажа. Так что веди себя хорошо. – Куда проще игнорировать тяжесть в груди, когда шутишь над ним.
* * *
Неделя тянется, общее настроение колеблется между напряжением и рождественским весельем. Как Элис, так и Фредерик безоговорочно добры ко мне, но чувствуется, что им некомфортно друг с другом. Мой отец начинает напоминать зверя в клетке. Он избегает Элис, проходя в гостиную, пока она готовит, и закрывает дверь в свою старую комнату, чтобы сделать звонок. Иногда я слышу звуки его гитары за дверью.
– Умрешь, если проведешь немного времени со мной? – спрашивает моя бабушка в рождественский вечер.
– Умрешь, если перестанешь начинать так фразы? – парирует он, заглядывая в холодильник, чтобы взять пиво. Затем он идет в комнату смотреть футбол с отцом.
Я украшаю глазурью имбирное печенье с помощью зубочистки, когда Фредерик возвращается, чтобы положить бутылку в мусорное ведро.
– Эй, – останавливаю его. – Я сделала одно для тебя.
Он кладет руку мне на волосы.
– Знаешь, твоя бабушка очень рада тому, что ты занимаешься всем этим с ней, – говорит он замогильным тоном.
– Вот, – говорю я, поднимая печенье, которое отложила. – Посмотри на его футболку, – кладу печенье Фредерику на ладонь.
Он отрывисто смеется.
– Никогда еще не видел имбирного человечка с футболкой AC/DC. Тут есть молния и все остальное. – Затем он целует меня в лоб. – Спасибо, детка. Будет нечестно, если я его съем?
Я качаю головой.
– Соверши преступление.
– Фрэнк? – Элис зовет моего дедушку из другой комнаты. – Кэти пришла. Можешь помочь с подносами?
Я поднимаюсь, чтобы взглянуть, не нужна ли помощь. Белый фургон остановился у дома. «Кейтеринг от Кэти», – написано на его боку.
Я придерживаю дверь, пока Элис, мой дедушка и доставщик несколько раз ходят от кухни до фургона и обратно.
Фредерик стоит, наслаждаясь печеньем и наблюдая.
– Мам, – спрашивает он, – сколько народу ты пригласила на вечер?
– Я устраиваю день открытых дверей каждый год, – отвечает она. – Если бы ты приезжал домой, то помнил бы. На этот раз, думаю, будет много народа, ведь у нас почетный гость.
У меня сжимается сердце при мысли об этом. Я не хочу быть почетным гостем.
Мой отец смотрит на меня, затем поворачивается к матери.
– Может, Рейчел не хочет быть цирковой лошадкой? Нельзя было устроить тихий вечер?
Элис поджимает губы.
– Она имеет право встретиться с родственниками, – говорит она. – Если при этом под прожекторами оказывается твоя почти двадцатилетняя глупость, что я могу поделать.
Он берет еще одно печенье и выходит из комнаты.
У меня во рту горько.
– Я поднимусь переодеться.
Когда я прохожу мимо двери Фредерика, то слышу лишь тишину.
* * *
Первый прибывший гость – сестра Элис Анита.
– О! Дай мне на тебя взглянуть, – восклицает она. – Конечно, ребенок Фредерика будет красивым. Этот мальчишка получает все лучшее.
– Больше, чем заслуживает, – добавляет Элис.
Это начало долгого вечера комплиментов, с которыми я не знаю, как справиться. Я смотрю на Элис и Аниту.
– Вы… близнецы? – спрашиваю я. Их сходство поражает. У Аниты более седые волосы, но во всем остальном они очень похожи.
Моя двоюродная бабушка смеется.
– Благослови тебя господь, Рейчел. Но у этой модели пробег чуть больше. – Она стучит себя по груди.
У Аниты четверо детей, и трое из них приходят на вечеринку к Элис. И трое этих детей приводят своих детей. Меньше чем через час у меня голова кругом от попыток запомнить имена своих троюродных братьев и сестер, которым от шести до двадцати лет.
И все пялятся на меня. Женщины с недоумением, дети с любопытством. Мужчины толпятся у еды. Тем временем мое сердце стучит с бешеной скоростью. Каждые несколько минут Элис вставляет унизительные ремарки насчет отсутствия Фредерика и косится на лестницу.
Он наконец спускается, когда в доме полно людей. И даже несмотря на то, что он оставил меня одну этим вечером, я рада его видеть. Он выглядит настороженным, на нем красивая рубашка и кожаная куртка.
– Фредди! – зовет кто-то. Это сын Аниты… Вик? Не помню.
Фредерика обступают желающие обменяться любезностями. Мне ясно, что: а) он не шутил, говоря, что нечасто заезжает, и б) они все равно его любят. Один из его кузенов достает ему пиво.
– Давай-ка тебя послушаем, – говорит Анита, толкая его к фортепьяно. – Как насчет чего-нибудь рождественского?
– Потому что я известен своим праздничным настроением, – говорит он, подмигивая мне.
– Не умрешь, – комментирует его мать.
Фредерик закидывает ногу на стул у фортепьяно.
– Место преступления, – говорит он. – Моя мама записала меня на уроки пианино, потому что думала, что немного классической музыки сделает меня умнее. – Он кладет руку на клавиши и начинает играть. Песня живая и очень знакомая, мне требуется минута, чтобы ее узнать.
– Бабушку сбил северный олень… – поет Фредерик.
В его выборе тональности проскальзывает злой смех. И Элис краснеет.
Я съедаю немного закусок – крошечные конвертики со шпинатом и жареных устриц, а когда я уношу свою тарелку в кухню, задняя дверь открывается.
– Эрни! – Я не видела его с августа и не знала, что он тоже будет в Канзасе с родственниками.
