Он не один.
– Эй.
Это Хайдер. Робсон прыгает с толстой водопроводной трубы на узкий портал и садится, болтая ногами над пустотой. Вот он, Хайдер, смотрит вверх, и единственное, что в нем темного, – челка, прикрывающая один глаз.
– Лучше бы ты этого не делал, меня от такого тошнит, – кричит он.
– Так поднимайся, – предлагает Робсон.
Хайдер отвечает неприличным жестом.
– Ты опять отключил терапевта.
После Теофила и того, что Лукас Корта заставил их сделать во имя семьи, после Жуан-ди-Деуса, Робсону и Хайдеру назначали терапию. «Это будут месяцы работы, – сказали врачи. – Может, годы».
– Мой терапевт – человек, – говорит Робсон.
Хайдер изображает, что его тошнит.
– С каких пор?
– С тех самых, как я устроил ИИ обструкцию.
– Чего-чего?
– Так выражается Дэмьен.
– Твоего терапевта зовут Дэмьен?
– Его зовут Дэмьен, и он слишком много улыбается.
– Может быть, – говорит Хайдер, – будет проще, если ты поговоришь с ИИ.
– Мне здесь нравится.
– Это поможет.
– Ну да, конечно. Ничего не поможет.
– Кое-что для тебя, – говорит Хайдер и поднимает руку. Небольшой пакет, завернутый в изысканную ткань. На вид легкий, и в ладони помещается как влитой. У Робсона перехватывает дыхание.
– Где ты это взял?
– Его доставили Максу и Арджуну, – говорит Хайдер. – Из Дворца Вечного света. Как думаешь, это…
Робсон отталкивается от пешеходного мостика. Хайдер таращит глаза, но двадцать метров – пустяк для того, кто однажды упал с высоты трех тысяч. А потом встал и пошел. Ну, пару шагов. Робсон вытягивает руки, чтобы мешковатая майка превратилась в парашют и замедлила падение. Приземляется, собранный как пружина, на упругих ногах. Встряхивает начесом.
– …безопасно? – договаривает Хайдер.
– Теперь – да, – говорит Робсон, берет пакетик и разворачивает красивую ткань. Половина колоды карт, как он и подозревал. – Спасибо, Дариус, – шепчет Робсон.
– Дариус? – переспрашивает Хайдер. – Какой, э-э-э, Дариус?
Робсон достает карты из кармана своих шорт, кладет сверху половину, присланную Дариусом, тасует. Ну вот, они опять вместе. Колода снова целая.
– Такой Дариус. Я все объясню. Не сейчас. Слушай, я нашел новое кафе – давай проверим, какое оно.
– Ну, можно попробовать, – соглашается Хайдер. Для мальчишки кафе – это важно. Важнее, чем терапия. Это сердце общественной жизни. Место, где твои друзья.
– Лады, – говорит Робсон. – Поглядим, какая в этом городе орчата.
Ван Юнцин запросила еще одну встречу: пятую с момента прибытия в Боа-Виста.
– Что на этот раз? – спрашивает Лукас Корта.
«Доступ к принтерам, – отвечает Токинью. – Некоторым финансовым делегатам пришлось три дня подряд носить одну и ту же одежду».
Лукас вздыхает. Он поворачивается в кресле, чтобы посмотреть на пышные зеленые пейзажи своего королевства. Он мечтал о дикой природе, вместо этого сделался начальником позолоченной тюрьмы. Поэтичная кара.
– Мое расписание? – Токинью показывает имеющиеся «окна». – Отложи встречу с Наоми Аллейн: стандартные извинения. Перемести сеньору Ван на ее время.
Лукас мало что может сделать: ресурсы ограничены, и политически выгоднее отправить любые новые принтеры в Жуан-ди-Деус. Ван Юнцин заявит протест, как всегда, стоя. Он опять принесет стандартные извинения, предложит ей присесть, и они поговорят. Она хороший собеседник. Искусство, политика, пути двух миров. Джаз. Она страстная любительница. И слишком умна, чтобы допустить ошибку, предположив, что у них есть общий враг. Семья – прежде всего. Семья – навсегда.
Так или иначе, эти беседы помогают скоротать время.
Сегодня разговор обещает быть особенно интересным. В своей инаугурационной речи перед новой Лунной ассамблеей Ариэль назвала вслух то, о чем каждый думал после того, как восторг по поводу отмены Четырех Базисов рассеялся. У эйфории короткий период полураспада. Независимость. На Ариэль можно положиться в том, что касается риторических изысков, но сам Лукас, пребывая в изгнании, регулярно перехватывает сообщения между Землей и ее представителями на Луне, и они делаются все мрачнее, тон – все жестче. В своем упрямстве они начинают напоминать ослов.
Он может застрять здесь надолго, если Ариэль решит и дальше держать делегатов в качестве гарантов того, что Земля не уронит атомные бомбы на Меридиан и Царицу Южную. Он не сомневается, что будет и боеголовка с надписью вакуумным маркером на боку: «Жуан-ди-Деус». Ван Юнцин расскажет ему замечательные страшилки за чаем, под звуки модального джаза.
Этому не бывать. Земляне думают, что они круты и могут заключить хитроумную сделку, но им не пришлось с детства добывать каждый вдох, глоток и убежище, которое можно выцарапать в скале. Они не торговались с Доной Луной за свою жизнь. Ариэль в любой момент продемонстрирует им, что такое маландрагем.
Это будет с трудом завоеванная независимость. Лунных жителей мало, их оружие немногочисленно, а врагов полным-полно, как звезд на небе. Но они занимают высоту. Этого, думает Лукас Корта, будет достаточно.
Токинью издает мелодичный звук. «Прибыла посылка из Царицы Южной».
Он не видел этого эскольту раньше. Вагнер присылает их из Жуана, часто меняя. Для обеспечения безопасности плохо, если охранник слишком близко познакомился с охраняемыми. У волка здорово получается руководить Жуаном: «демаккензизация» идет полным ходом. Акты возмездия немногочисленны, хотя еще не утихли трения между сантиньюс и бывшими пылевиками «Маккензи Гелиум», которые заключили контракт с возрождающейся «Корта Элиу». Неуважение, пренебрежительное отношение, сердитые взгляды. «Это бразильский город, говори по-португальски!» Разборки, драки – все начинается и заканчивается быстро, как вспышка сигнальной ракеты. Главное, чтобы гелий продолжали добывать. Вагнер, который работал на стекле, понимает: будущее ресурсов для термоядерного синтеза лежит в космосе, а не на Земле.
Посылка: длинный неглубокий противоударный футляр. Лукас надеется, что его прислали не БАЛТРАНом. В мире, где все печатают, доставка товаров ручной работы превратилась в исчезающий навык. Посылка лежит на столе, но Лукас не решается ее распечатать. Открыть – значит принять вызов, таящийся внутри; подвергнуть испытанию свое мужество и решимость. И все же ему до боли хочется отворить замки и подержать эту штуку в руках, прижать к телу, изучить ее изгибы и контуры.
Робсон с Хайдером в Теофиле. С усыновлением сложностей не будет, и Вагнер – единственный, кто может попытаться исцелить глубокие раны этого мальчика. Некоторые из них Лукас нанес собственноручно. Он почти верит, что лишь вооружил гнев племянника, но самообман никогда не входил в число его грехов. Лукас Корта воспользовался Робсоном как ножом из метеоритного железа.
