Лукас стряхивает на стол блестящую пыль от раздавленного бота-шпиона.
– Увы, Орел Луны не может принять ваше предложение.
Евгений мог бы с ревом вскочить с кресла, схватить край стола Лукаса своими ручищами и раздавить его. Но он читает послание, которое передал уничтоженный бот: «За нами наблюдают».
– Однако ради старой дружбы между нашими семьями могу ли я послать свою Железную Руку? Она – Корта.
– Все три подразделения ВТО с радостью примут Железную Руку Орла Луны в Святой Ольге, – говорит Евгений Воронцов.
«Земля, Луна и Космос соберутся в одном месте, – размышляет Лукас. – У Воронцовых важные новости».
– Я сообщу своей Мано ди Ферро, – говорит Лукас.
– Тогда выпей со мной, ты, бразильский засранец! – рявкает Евгений Воронцов и хватает с подлокотника стакан. Напечатанная кожа сохраняет белеющий влажный круг. – За семью!
– Похоже на город, – говорит Луна Корта. Она летит над бесконечным городским ландшафтом из железнодорожных путей и кварталов, протягивает руку и дает волю воображению: – Люди, кафе и принтеры. Дороги, фуникулеры, поезда. – Это иллюзия, проекция на ее линзе, но притворяться забавно. – Вы вкладываете ему в голову целый город.
– Города, – уточняет доктор Гебреселасси. Она – врач, отвечающий за исцеление Лукасинью. Она гораздо больше, чем врач, и процесс – гораздо больше, чем исцеление. Она снова растет. Эта штука на ее линзе, которая, с одной стороны, похожа на город, но с другой – не похожа ни на что, виденное Луной раньше, один из ключей к исцелению. Луна – другой ключ.
– Почему вы не разрешаете мне посмотреть на него? – спросила Луна, едва Дакота Каур Маккензи все уладила в приемном покое медицинского центра.
– Это тонкая работа, – сказала доктор Гебреселасси, быстро уводя Луну в отдельную комнату. – Настолько тонкая, что операционная расположена на колыбели, поглощающей вибрацию. Мы выполняем нанохирургию, вкладываем в его мозг белковые чипы – такие маленькие, что их нельзя увидеть, – и подключаем к его коннектому
[23].
– Я это знаю, – сказала Луна. – Я имела в виду – посмотреть через фамильяр. Вы его заблокировали.
– Смотреть не на что, Луна. Просто молодой человек в медицинской коме и много машин.
– Вы отпилили ему макушку? – спросила Луна.
Гебреселасси вздрогнула, ошеломленная прямотой девочки.
– Хочешь посмотреть на белковые чипы? – спросила доктор, наклонившись вперед в своем кресле. Она не присела на корточки, чтобы оказаться вровень с Луной. Это было бы оскорбительно.
– Покажите, – попросила Луна, и ее линза заполнилась чудесами: похоже на Меридиан, если бы стены и искусственный небосвод были как проспекты, а огромные каньоны разделялись на десятки других, а те в свою очередь рождали еще по десятку ответвлений.
Она моргает, убирая изображение, и оглашает свой вывод:
– Города, в которых живут люди.
– Люди и голоса, – соглашается доктор Гебреселасси. – И воспоминания. Вот где ты нам нужна. Мы можем дать ему основные навыки, вроде умения ходить и говорить, но вещи, которые делают его самим собой, настоящим Лукасинью – воспоминания, – повреждены. Очень сильно. Однако сеть полна воспоминаний. Мы можем передать ему их на белковых чипах, и со временем, когда восстановим коннектом, они превратятся в подлинные.
– Поняла, – говорит Луна. – Вы хотите, чтобы я отдала ему свои воспоминания.
Доктор Гебреселасси мотает головой – она так делает всякий раз, когда в ее мире что-то идет не совсем правильно.
– Мы не можем войти туда, – говорит доктор и пальцем тянется к разрисованному лбу Луны. Жесткий взгляд смертоносного глаза Доны Луны не дает ей завершить жест. – В сети есть и его воспоминания, и твои. Нам нужно твое разрешение, чтобы их использовать. – Она видит разочарование на лице девочки. – Если хочешь, можешь их перепроверить, пока мы будем все загружать на чипы.
– С удовольствием, – говорит Луна. – Это все равно что быть с ним. Куда мне идти?
– Никуда идти не надо, – говорит доктор Гебреселасси. – Мы можем получить к ним доступ где угодно. – Она опять преувеличила, и Луну это удручает. – Но мы подыщем для тебя комнату. Особую комнату. – Девочка все равно хмурится. – И особую кровать.
– А граниту?
– Какая твоя любимая?
– У меня нет любимой, – говорит Луна. – Я исследовательница. Клубника, мята и кардамон.
– Договорились, – отвечает доктор и протягивает руку.
– Это не вы со мной договорились. Я Корта из «Корта Элиу». Это я с вами договорилась.
Луна торжественно протягивает руку, и доктор Гебреселасси столь же торжественно ее пожимает.
Клубника и мята – хорошо. Клубника и кардамон – нормально. Кардамон и мята – странно. Клубника, мята и кардамон – еще один неудачный эксперимент с гранитой. Луна высасывает стакан досуха, потому что не хочет выглядеть исследовательницей, которая одолела только половину пути к вершине Платиновой горы и сдалась. Она ложится на кровать. Удобно и, что всего важнее, выглядит как надо. А в остальном этот медцентр совмещает то, что она ненавидит в других медцентрах, где успела побывать: слишком яркий свет, чересчур тепло, попахивает секретами и ни у кого нет времени на девятилетнюю девочку.
– Скажи доктору Гебреселасси, что я готова, – приказывает она Луне-фамильяру.
«Хорошо, Луна, устраивайся поудобнее, и мы начнем», – говорит изображение доктора на линзе. Луна закрывает глаза. В темноте под веками начинается шоу воспоминаний.
Девочка вскрикивает. Она снова в Боа-Виста, где полным-полно зелени и жизни, света, воды и тепла. Безмятежные толстогубые лица ориша наблюдают, как она исследует реку, пробираясь босиком через бассейны, карабкаясь по маленьким каскадам, и падает, так что платье промокает насквозь. Над ее головой пролетает дрон: мадринья не спускает глаз с воспитанницы. Детали выходят далеко за пределы ее собственных воспоминаний: она слышит, как шевелится каждый лист, видит каждую тень и рябь, воображает, что чувствует пальцами ног прохладную водичку, ощущает запах теплой зелени старого Боа-Виста. Шум из рощицы высокого раскачивающегося бамбука отвлекает Луну от ее миссии: посреди стволов пролегают тропы, перед которыми ни один юный исследователь не устоит. Они вьются, уходят все глубже, и сквозь бамбуковую ширму она замечает движение. Тропа выводит ее на поляну в центре рощи. Там Лукасинью: он выглядит почти ребенком; на нем просторное платье небесно-голубого цвета и макияж.
– Леди Луна, Королева Луны! – восклицает он и делает глубокий реверанс перед кузиной. – Йеманжа, Королева Вод, приветствует тебя на своем великом балу! – Он наклоняется, берет ее за руки, и они, согнув ноги в коленях, то ли прыгают, то ли танцуют на поляне, и смеются, смеются, смеются…
