Алексия Корта парит над обработанной скалой. Она в космосе. Следы человеческой деятельности позволяют определить масштаб. По прикидкам Алексии, диаметр скалы – примерно километр. Космические камни – не ее сфера. Скала вращается под ней. Через минуту по тому, как перемещаются свет и тени, Алексия понимает, что движется не камень, а она сама. Ориентироваться в космосе она тоже не умеет. На освещенной стороне космического камня виднеется тонкая линия тьмы. Артефакт? Тень. Пытаясь понять, что могло ее отбросить, Алексия замечает линию света. Вертикальный кабель. Она поворачивает голову вслед за линией, и презентация реагирует на движение: камера ныряет, фокусируется на кабеле, и Алексия мчится прочь от камня.
Она снова смотрит вверх, и угол обзора камеры опять смещается – перед ней появляется лик Луны. Между Алексией и видимой стороной, в свете ничем не заслоненного Солнца, какой-то дефект зрения, будто помутнение в стекловидном теле. Деталей не разобрать – слишком ярок свет, но Алексия улавливает геометрически правильные очертания: стыковочные порталы, солнечные панели, антенны с электроприводом, топливные баки, модули окружающей среды, боты, строители и части машин. Нечто вроде космической станции. Камера поворачивается, давая ей возможность задержать взгляд на космических кораблях, пришвартованных к стыковочным отсекам, на контейнерах с гелием и редкоземельными элементами, сверкающих кусках метеоритного льда размером с многоквартирный дом. Взгляд Алексии устремляется от космической станции обратно, к линии и Луне за ней. Что-то мелькает, двигаясь в ее сторону, быстро поднимается, пролетает мимо, исчезает. Алексия не заметила, в какой момент подъем по кабелю стал полетом вдоль него, а затем – падением вниз по кабелю.
На циклере с Земли она не осознала, в какой момент Луна из штуковины в небе стала миром под ногами.
Алексия достаточно хорошо знакома с селенографией видимой стороны, чтобы понять: кабель несет ее далеко на юг от экватора. Она спускается в космическом лифте мимо кратеров Тихо и Клавия. И дальше на юг: теперь краевые стены Шеклтона отбрасывают незыблемые тени на полярный бассейн. Алексия замечает огни в вечной тьме. Одна звезда горит ярче остальных: Павильон Вечного света на вершине стеклянной башни. Вот в поле зрения оказывается поверхностный хаос и мусор Царицы Южной: брошенные роверы и агломераторы, устаревшее оборудование для поддержания баланса среды, вышки связи и наружные шлюзы, исчерканный следами колес реголит. Лунные города, такие чудесные, архитектурные, точные, в глубине души – озабоченные модой подростки, которые раскидывают мусор по своим комнатам. Цепочка ярких огней вырывается из тени краевой стены на свет: Трансполярный экспресс прибывает в Первый из Лунных Городов. Ниже, ближе. Под ней открывается шлюз, словно черная пасть. Презентация заканчивается, и картинка исчезает с линзы Алексии.
Она сидит за круглым столом для совещаний. В комнате темно. Столешница светится изнутри, других источников света нет. Он озаряет лица собравшихся руководителей, придавая их облику драматизм. Это пожилые мужчины – в основном мужчины, – с которыми она познакомилась на приеме. Высокие – из «ВТО-Луна», приземистые – из «ВТО-Земля», хрупкие и похожие на макаронины – из «ВТО-Космос». Есть и молодые. Среди них попадаются женщины. Все лица серьезные и неулыбчивые. Так принято у Воронцовых. Они считают, что бразильцы слишком много улыбаются.
– Очень впечатляет.
Лица торжественно глядят, никто не произносит ни слова. Они знают, что она не понимает сути увиденного. Это была поездка на фуникулере из космоса на Луну.
– Перенеся лифт на полюс, мы оставим экваториальные орбиты открытыми, – говорит Павел Воронцов, сидящий напротив.
– Наша система передачи импульса, «лунная петля», продолжит работать вместе с циклерами, – прибавляет Орион Воронцов слева от Алексии.
– Для перемещения биологических объектов, – прибавляет Петр Воронцов, сидящий справа.
– Время подъема до противовеса составляет около двухсот часов, – уточняет Павел Воронцов. – Это недопустимый период воздействия ионизирующего излучения.
– Экранирование подъемника в целях достижения условий, безопасных для человека, увеличивает массу до нерентабельных величин, – говорит Петр Воронцов.
– Полные спецификации есть в приложениях, – с улыбкой прибавляет Орион Воронцов.
– О, ради бога – хватит тявкать, болваны! – В беседу врывается новый голос, новое лицо. – Она не понимает. – Валерий Воронцов – призрак на этом пиру, гомункул, парящий в каждой линзе. Он подключен с борта «Святых Петра и Павла» – циклер находится на дальней стороне Земли, вне зоны прямой связи с Луной. Помимо железной двухсекундной задержки, связанной со скоростью света, его аватар передается через спутники связи на высокой околоземной орбите, добавляя задержку к задержке. Валерий Воронцов отстает от происходящего в зале заседаний на десять секунд. – Это космический лифт. – Программа, представляющая его аватар, вырезала мешок калоприемника, длинные ногти на ногах, небрежную полуобнаженность. Но он все равно похож на воздушного змея, сделанного из кожи, содранной с кого-то. – Вам известно, что такое космический лифт, не так ли? – Десятисекундная задержка усиливает его ораторские способности. – Вы знаете, каков самый экономичный способ переноса массы из гравитационного колодца? Опустить трос и поднять. Как ведро с мочой. Трос получается длинный – почти до самой Земли, – но это лишь дело техники. Космический лифт. Точнее, не один. Зачем строить один, когда можно два? Мне сказали: чем больше – тем лучше. Один на южном полюсе, второй на северном. – Собравшиеся в зале из уважения к Валерию Воронцову ждут какое-то время, а потом говорит Евгений Воронцов:
– И даже не два космических лифта, Мано ди Ферро. Четыре.
Линза Алексии снова оживает. Она поднимается от южного полюса над огромной ямой Бассейна Эйткена. Пылающая звезда Павильона Вечного света остается сзади и снизу, тени удлиняются и сливаются во тьму. Величественный фонарь Суней сияет над яркой дугой света – терминатором, разделяющим лунные день и ночь. Она едет по незримому тросу над обратной стороной, и бесконечные хаотичные горы, кратеры, отдельные маленькие моря остаются во тьме внизу. Подъемник набирает скорость, все больше удаляясь по тросу от обратной стороны. Камера смещается; Алексия смотрит в небо, где больше звезд, чем она когда-либо видела. Выше, быстрее.
Луна под Алексией уменьшается в размерах. Терминатор наступает, рождается световой ореол, а потом вокруг Луны разливается солнечное сияние, и Железная Рука в своем кресле в зале заседаний ВТО непроизвольно ахает. Перед ней лежит город в космосе. Она была изумлена портом, обращенным к Земле. Это зрелище поражает воображение: увиденное в десять раз больше и сложнее точки крепления на видимой стороне Луны. Три корабля, каждый длиной в километр, висят, словно колибри, над раскрытыми лепестками тепловыделяющих лопастей. Мерцает голубое пламя дюз: буксир, весь из топливных баков, радиаторных лопастей и солнечных панелей, отправляется с обратной стороны во внешний мир. Солнце высвечивает логотип ВТО. Камера увеличивает изображение, показывает ботов и фигуры в жестких скафандрах на поверхности дока, занятые сваркой. В таких презентациях в космосе всегда кто-то занимается сваркой. Окон нет. Камера демонстрирует крупным планом позолоченный визор одного из космических рабочих. В нем отражается Луна, а за ней – темный силуэт Земли.
