Да пошел ты нахрен, Брайс. Вечно у тебя техника ценнее мяса.
И опять покалывание в затылке: он резко поворачивается. На него надвигается боевой бронированный скафандр с клинками в каждой руке, матово-черный с серебром – «Тайян». Финн ломает древко копья, и снова вылетает трос, похожий на хлыст, и лезвие топора вонзается в лицевую пластину. Та взрывается, превращаясь в облако стеклянных осколков и кровавых брызг. Он пинком отбрасывает судорожно дергающийся труп, выдирает оружие и опять соединяет две половины древка.
Славная маленькая штуковина. Какой-то умный засранец в Гюйгенсе придумал ее: легко напечатать, легко использовать. И теперь общество эпохи НТР сражается оружием бронзового века.
Роверы наконец загрузились.
– Рейчел, Куок, со мной! – командует Финн. Арьергард строится рядом с оружием наготове, но боты «Тайяна» и уши уже остановились на краю зеркального поля. Они победили. Они унизили «Маккензи Гелиум». Нет никакой выгоды продолжать бойню.
Пришли восемьдесят джакару. Ушли сорок шесть.
Боты и уши растворяются среди теней и ослепительного блеска зеркал – остается лишь одна фигура, которая поднимает бронированную руку, вертит ею и вытягивает средний палец. Дариус? Возможно. Боец мелкий. Финн встречал пацана лишь во время редких официальных визитов в «Горнило», говорил ему не больше слов, чем правила приличия требовали для сына Роберта Маккензи и Джейд Сунь, но у него сложилось ощущение, что перед ним – ВНМГ. Весьма Надменный Маленький Говнюк. Такой поступок вполне в духе Дариуса Суня.
Тактильный модуль Финна Уорна позволяет оценить прочность и вес копья-топора в руках.
Хорошая штука.
– Рейчел, Куок, уходите.
Выжившие загрузились в роверы, и тяговые двигатели один за другим запускаются.
Финн поднимает копье и ищет центр тяжести в его неправильной форме. Подает энергию на сервоприводы скафандра. Швыряет оружие со всей усиленной мощью в нагрудник Суня.
Ты ведь этого не ждал, мелкий засранец?
Боец уходит в сторону, приседает. Его рука, двигаясь быстрее, чем Финну Уорну случалось видеть, хватает копье на лету. Разворачивает, нацеливает. Финн Уорн не сомневается, что видит под темным забралом улыбку.
– Брайс!
Нет ответа.
– Брайс!
Финн Уорн вызывает еще один дисплей: потрепанный клин роверов удирает от кровавого разгрома, случившегося на Болоте Гниения. Ровер Брайса мчится первым.
– Ну что за хрень… – бормочет Финн. Боевой скафандр пересчитывает резервы. У него достаточно мощности на десять минут при полной скорости. Этого хватит, чтобы догнать представительский транспорт босса, но останутся милливатты и пара вздохов.
А сможет ли он обогнать копье, нацеленное в спину?
Первый Клинок «Маккензи Гелиум» поворачивается и переключает скафандр в режим быстрого бега. Кричит от мучительной боли в суставах – упал бы, покатился, но движениями теперь управляет скафандр. Десять минут. Он не выдержит… Он должен выдержать!
Вот и пыльная линия отступления. Он мчится между рассеянными роверами и их побежденным грузом: жесткими скафандрами, зажатыми между рамами ускорения, пылевиками в пов-скафах, цепляющимися за стойки, привязанными, примотанными, прикрученными, подпрыгивающими от каждой неровности на пути. Отпечатки ботинок перемежаются со следами от шин. Вот из всех длинных следов остается один, вместе с единственным пылевым шлейфом.
Восемь процентов заряда.
Первый Клинок догоняет мчащийся ровер, рукой в перчатке хватается за лесенку на борту. Рывок – и Финн врезается в эту самую лесенку так сильно, что чувствует удар даже сквозь броню и плотную ткань. Ничего не сломал? Он болтается на задней части машины, и каждое качение туда-сюда сопровождается падением уровня заряда; потом ему удается упереться ботинком в переборку, оттолкнуться и схватиться за лестницу второй рукой. Дальше – простой, хоть и мучительный процесс: забраться по ступенькам наверх, на крышу герметичного корпуса, где можно подключиться к системе жизнеобеспечения.
Два процента заряда.
Финн Уорн разматывает силовой кабель, откидывает пылезащитный колпак и подключается. Это как секс. Лучше. У него есть воздух. Свежий, сладкий и такой прохладный… В жестком скафандре большей частью дышишь собственной вонью изо рта. Он лежит на спине на крыше ровера, купаясь в чистом, сладком воздухе. И наконец – связь. Он подключается к общему каналу ровера.
– Брайс. Мне не понравилось, как вы удрали оттуда.
Долго нет ответа, но Финн не собирается проявлять слабость и повторять сказанное.
– Финн. Рад, что ты выбрался.
– Не благодаря вам, Брайс.
– Финн, Финн. Я поступил как бизнесмен.
– То есть Первый Клинок – просто еще один взаимозаменяемый актив.
Никакого ответа из комфортабельной кондиционированной кабины.
– Вижу, мы направляемся обратно в восточную часть Моря Островов.
– Мне нужно попасть в Кингскорт.
– Этим путем – не получится.
– В смысле?
– Лунный корабль ВТО «Скопа» только что приземлился там, на востоке Моря. Они отрезают вам путь к отступлению.
Опять долгая тишина.
– Помоги мне, Финн.
– Что, простите?
– Помоги мне.
– Я могу это сделать, Брайс. Я могу вернуть вас в Кингскорт в мгновение ока. Но о привычном уровне комфорта и стиля можете забыть.
– Просто скажи, куда мне ехать, мать твою!
В голосе толстяка слышен неподдельный страх. Финн Уорн прячет улыбку под шлемом скафандра. Он вызывает координаты на своем внутреннем дисплее и бросает их Брайсу через корпус.
– Вот, пожалуйста.
– Станция БАЛТРАНа.
– Это будет быстро и надежно. И мы же любим пользоваться капсулами БАЛТРАНа, да?
Ровер меняет курс на полной скорости, и Финн Уорн крепче держится за крышу.
– Ты несешь ответственность за это унижение, – говорит Брайс.
Тридцать четыре смерти. Хорошие люди, верные люди – выпотрошены и расчленены, их конечности и органы разбросаны по Болоту Гниения, их кровь пролилась на реголит. И Брайс называет случившееся «унижением».
Рога станции БАЛТРАН «Гюйгенс» поднимаются над горизонтом.
«Приятной поездки, пузан. Я сказал, что доставлю тебя в Кингскорт в мгновение ока, но солгал. Два мгновения, три. Может, больше. Ты никогда не путешествовал БАЛТРАНом, так что насладись по полной программе. Покувыркайся в собственной рвоте, моче и дерьме. Я погляжу, как ты взлетишь, а потом сяду в ровер и по пути в Хэдли выпью водки из твоего личного запаса в память о тридцати четырех верных джакару.
