Они послушали. И ничего не поняли.
Тот серебристый голос принадлежал сетару – классическому музыкальному инструменту из Персии. Его можно было сделать. На Луне можно сделать что угодно. Она узнала, как настраивать сетар и перебирать струны, изучила гуше, которые посредством сайр встраивались в дастгяхи, а те – в великолепие радифов
[41]: симметрия, асимметрия, импровизация, и все это – на сетаре из углерода со струнами из лунной стали. Позже, когда сетар овладел ею, Анелиза заплатила ошеломляюще много битси за то, чтобы ей сделали инструмент из дерева, вручную, украсили настоящим шелком и привезли с Земли.
Она нашла других музыкантов, которых коснулась эта музыка. Их было немного, и никто из них не видел того, что видела она: суровую, красивую, строгую и блистающую природу ее мира. И все же они были одержимы демоном. Встречаясь с музыкантами других направлений, она поняла, что и те одержимы: фанатики, аскеты, перфекционисты, исследователи, маньяки. Мелодия из дерева и проволоки овладела Анелизой, заставляя совершенствовать отношения между ними, помещая сетар в центр ее жизни, делая его главной потребностью. Демон – как он есть.
Она любит волка, будучи замужем за демоном.
Эти отношения жестоки.
Анелиза завершает дастгях и позволяет музыке растаять вместе с последними отзвуками дафа
[42]. Потом она держит короткую паузу в тишине; окружена ничем и всем, но задержаться в этом состоянии не может, как не смогла бы задержаться в утробе матери. Вздох – и на нее обрушиваются аплодисменты.
Анелизу всегда удивляет, что для ее музыки есть аудитория. Значительная аудитория: иранцы и выходцы из Центральной Азии второго и третьего поколения; Лунники и гости из Исламской республики; любители музыки, музыковеды, музыканты других направлений – такие же любовники и любовницы демона. В этом туре, первом за более чем год, она замечает немало землян. Чиновники УЛА. Иран и «-станы» получили свой кусок лунного пирога.
Они – самая благодарная аудитория. На каждом концерте по крайней мере один приходит за кулисы, чтобы расспросить ее об инструменте, музыке и о том, как вышло, что лунную австралийку очаровала чужая музыка.
Фамильяр сообщает, что сегодняшний вечер в Царице Южной – не исключение. В коридоре концертного зала Сянь Синхая, возле гримерки, ее ждут двое. Женщина и мужчина. Не иранцы. Белые австралийцы.
– Анелиза Маккензи? – спрашивает женщина.
– Да.
– Можно вас на минуточку в гримерку?
– Вы были на концерте? – спрашивает Анелиза. – Я вас не помню. Вы кто?
– О боже, – вздыхает женщина. Мужчина кивает – и Анелиза чувствует быстрый болезненный укол в затылок. Она поднимает руку.
– Не делай этого, – предупреждает женщина. – Нет, я серьезно. К твоей шее сзади прицепилось боевое насекомое. А теперь мы можем поговорить?
Анелиза открывает дверь, осознавая существо на своей шее и тот факт, что эти двое идут следом, будто прикреплены к существу и ее хребту электрическими нервами.
– Могу я хотя бы отложить сетар?
– Ну, конечно, – говорит женщина. – Это ценный музыкальный инструмент.
Она кладет его в футляр, складывает ткань поверх струн, закрывает крышку на зажимы. И все это время не забывает, что у нее на шее черная штука.
– Кто вы такие?
– Не имеет значения, – говорит женщина. Гримерка маленькая – она сидит на краю полки, мужчина – на туалетном столике. – Кое-кто хочет с тобой повидаться. Он в пути. Будет здесь очень скоро. Мы просто должны убедиться, что вы с ним не разминетесь.
– Остальные музыканты… – начинает Анелиза.
– Ты им сообщила, что вы встретитесь позже в баре, – говорит женщина. – И ты наверняка этого не заметила, но мы отгородили комнату экраном.
Мужчина открывает полу пиджака, демонстрируя черную коробочку на талии. Он доволен собой.
– На самом деле это довольно сложная технология, – говорит женщина. – Изолировать человека от сети на удивление трудно. На нас постоянно смотрят десять тысяч глаз.
За дверью движение.
– Он здесь. Приятно было познакомиться. Не трогай паука.
Мужчина и женщина уходят. Входит Брайс Маккензи. Его массивная фигура занимает все свободное место в маленькой гримерке. Анелиза встает со стула.
– Сиди-сиди, – говорит Брайс. – Я ненадолго. В любом случае меня тут ничто не задержит. Анелиза Маккензи. Партнерша Вагнера Корты. Опекунша Робсона Корты. Моего приемного сына. Это не очень лояльно с твоей стороны.
– Нет никакого вероломства в том, чтобы жить своей жизнью, – говорит Анелиза. – И в том, чтобы не выбирать ничьей стороны.
– Но ты выбрала. Я буду краток. В последнее время я пережил ряд неудач в бизнесе. Это общеизвестно. Я в процессе обращения этого дела вспять. Моя стратегия требует торга активами. Заложниками – если пожелаешь.
– Я лишь музыкант, – говорит Анелиза. Она отдала бы что угодно, лишь бы сорвать эту черную колючую штуку со своей шеи.
– Речь не о тебе. – Брайс смеется. – Кем ты себя возомнила? Нет. Мне нужен Робсон Корта. Он у тебя. Я его хочу. Отдай его мне.
– В-вагнер… – заикается Анелиза. – Я не могу…
– Я не доверил бы тебе приготовить мартини, уже не говоря о том, чтобы привести ко мне этого пацана. А он к тому же скользкий маленький ублюдок: один раз уже удрал от меня в Меридиане. Это стоило мне Первого Клинка. С другой стороны, за него боролся Денни Маккензи. У меня есть люди для такого рода вещей. Что мне нужно от тебя – так это освободить для них место. Понимаешь?
– Хочешь, чтобы я убрала Вагнера с дороги.
– Да, хочу. Проблема в том, что есть такое слово – доверие. Честно говоря, ты очень далека от верности и уже предавала семью раньше, так что мне трудно тебе доверять. И мне нужна не твоя преданность, а твое послушание.
– Это… – Анелиза тычет большим пальцем в медленно дергающуюся тварь, впившуюся ей в кожу.
– Это? Просто чтобы привлечь внимание. Я собираюсь послать тебе кое-что.
Фамильяр шепчет: «Сообщение от Брайса Маккензи». В поле зрения Анелизы открывается окно: широкоугольная, с высокой точки съемка с дронов – улицы, проспекты, туннели. Каждый дрон следует за определенным человеком: идущей по многолюдному проспекту женщиной средних лет с поразительной шевелюрой, длинной и седой; молодым человеком, пьющим чай с друзьями в кафе; еще одной женщиной средних лет, короткостриженой, облокотившейся на перила длинного балкона одной из башен Царицы, обозревающей свой чудесный город; бегущей девушкой, чьи собранные в хвост волосы мотаются туда-сюда.