— Два, гм… Признаешь ли свою вину? А, впрочем, вижу, что признаешь… С чем пироги-то были?
— С капустой, господин судья.
— С капу-устой, — господин Линдберг почмокал губами и недовольно покосился на секретарей. — Ну, и зачем это мне? Тоже еще, нашли преступника. Два пирога сожрал! Говорил же — с такой мелочью разбирайтесь сами.
— Но, господин судья! Формально, согласно указу ее величества королевы Кристины…
— Вы еще его величество Густава Вазу вспомните! Или Стена Стуре, — гулко расхохотался судья. — Крючкотворы вы, господа мои… Формально — да, этот парень — вор! И что же, вы предлагаете отправить его на виселицу или на галеры? За два пирога… гм…
Чуть помолчав, господин Линдберг вдруг сделался крайне серьезным, поднялся на ноги и огласил тут же вынесенный приговор:
— Именем его величества Карла Густава, Божией милостию короля Швеции, Норвегии и Финляндии… Согласно указу за номером пятьсот сорок пять от семнадцатого февраля одна тысяча шестьсот пятьдесят первого года от Рождества Христова… Согласно статьям кодекса уголовных уложений шведского королевства… Согласно поправке к статьям… согласно…
Похоже, судья уже и сам запутался в том, на что ссылался — слишком уж много было в королевстве шведском разного рода законов и подзаконных актов. Попробуй-ка все упомни, хоть ты и судья!
Вот и Карл Законник их подзабыл… Шмыгнул носом, да махнул рукой стражникам:
— Короче, парни. Дайте этому оборванцу дюжину плетей да гоните отсюда ко всем чертям.
Услыхав приговор, Флориан тут же бросился на колени — благодарить. Бутурлин же, перестав наконец слушать судью, обвел внимательным взглядом округу и, подняв голову, вздрогнул, разглядев на установленных на дальней стене виселицах лениво покачивающиеся на ветру трупы. Карп. Лезебя. Лысый. Вся троица! Что и сказать… Ай да судья! Действительно — Законник.
С остальными узниками судья также управился быстро. Кто-то получил плетей, кто-то — солидный штраф, а крестьянин из ближней округи и вообще отделался легким испугом. Законник Карл просто погрозил ему пальцем и строго предупредил:
— Еще раз твоя корова забредет на чужое поле — конфискуем корову! Свободен. Всё.
Крестьянин низко поклонился и поблагодарил — не кидался в ноги, просто сказал спасибо, искренне и с достоинством.
Наконец, дошла очередь и до Бутурлина.
— Никита Бу-тюр-лин, лоцман и российский подданный, — прочитав, судья вскинул голову, устремив на обвиняемого пристальный и недобрый взгляд. — Вы говорите по-шведски?
— Немного, — коротко кивнул молодой человек. — Лучше по-немецки.
Законник Карл тоже кивнул:
— Гут. Вы обвиняетесь во многих преступлениях, господин Бу-тюр-лин.
Судья сделал небольшой перерыв — выпил поднесенной одним из секретарей водички — а потом уж продолжил… И каждое его слово словно вбивало гвоздь в крышку гроба, предназначенного лоцману!
Никита Петрович, понятное дело, обвинялся в организации поединка, что прямо запрещалось эдиктом королевы Кристины и постановлением короля Карла Густава. Серьезное преступление, за которое грозило семь лет каторги. Однако вовсе не это оказалось самым тяжелым из выдвинутых против Бутурлина обвинений!
Еще его обвинили в шпионаже и — самое страшное — в связях с пиратами! За то и другое уже никакой каторги — казнь!
Внимательно выслушав судью, Никита Петрович дождался предоставленного ему слова и, с разрешения судейства, подошел поближе к крыльцу.
— По первому обвинению, — откашлявшись, начал лоцман. — Уважаемый суд, я не вижу здесь потерпевшего! Если его нет — значит, против меня некому выдвинуть обвинение, как некому и свидетельствовать.
— Потерпевший, рижский купец герр Фриц Майнинг вынужден был срочно уехать, — доверительно доложил один из секретарей. — Но он оставил за себя законного представителя.
— Ах да, да — представителя, — повернув голову, гере Линдберг посмотрел на стоявшего чуть в стороне немолодого господина с неприметным лицом и безмятежным взором, одетого в прекрасный камзол и плащ, тоже явно недешевый.
— Да, я представитель герра Майнинга, — поклонился щеголь. — Антон Байс, негоциант. Подданный его величества короля Карла Густава.
— Подданный шведской короны, — уточнил Линдберг. — Все нотариально заверено?
— А как же, господин судья!
— Гут. Что вы можете показать по поводу дуэли?
Негоциант, в принципе, поведал, все, как было — против чего Бутурлин не возражал. Да и как возразишь, когда столько свидетелей?
— То есть это пункт обвинения вы признаете? — довольно покивал судья.
Никита Петрович усмехнулся:
— Этот — частично признаю, остальные — нет. Вы, кажется, обвинили меня в соглядатайстве? По-вашему, я — шпион, так выходит?
— Еще не обвинил, — честно признался Законник Карл. — Как видите, еще идет разбирательство. Итак, вот вам первый вопрос по второму пункту. Вы знали некоего Варсонофия Крамова, дьякона Спасской церкви? Еще по весне, точнее — в мае — вас видели вместе.
— Возможно, — подумав, Никита пожал плечами. — Бывая в Ниене, я часто захожу в Спасскую церковь. Разговариваю со служителями… мог и с дьяконом. Но вот, как его имя — не ведаю.
— О чем же вы говорили?
— О всякого рода интимных делах, уважаемый господин судья…
— Об интимных?!
— Я имею в виду дела веры.
Гере Линдберг склонил голову набок и хитровато прищурился:
— Согласитесь, вы вполне могли получать от дьякона Варсонофия сведения, представляющие государственную тайну. Сам Варсонофий под пыткой признался в своей шпионской деятельности.
— И что же? — не выдержав, обвиняемый презрительно усмехнулся. — Он показал на меня?
— Не совсем так, господин Бу-тюр-лин, — замялся судья. Несмотря на свою суровость и безапелляционность принимаемых решений, Законник Карл все же слыл человеком справедливым и, похоже, не зря. В тему шпионства он больше углубляться не стал, поскольку, как догадывался Никита Петрович, прямых доказательств не имелось. Да не только прямых, вообще никаких… наверное.
— Гут, — герр Линдберг стукнул по столу молоточком. — Переходим к третьему пункту. Господа… — тут он повернулся к зрителям — свидетелям, зевакам и прочим участниками процесса. — Прошу слушать чрезвычайно внимательно. Итак… Господин Улвеус, прошу зачитать.
Сидевший слева секретарь — долговязый парень с круглым крестьянским лицом и кротким взором, поспешно встав, взял лежащий на столе документ и с большой важностью зачитал:
— Тринадцатого мая сего года… В устье реки Ниени подвергся нападению пиратов торговый корабль «Скогге». Причинен значительный ущерб. Первого июня сего года… Три баркаса с грузом пушнины ограблены на выходе из порта. Семнадцатого июня… торговое судно «Пестрый бык» из Ревеля. Двадцать пятого — торговое судно «Синий ветер» из Любека… Первого августа…
