В сопроводительном имейле для адресата anna.okuneva@rambler.ru обещали худосочную луковку Пантелеймоновского храма, от которой надо будет забрать правее и пройти к милитаристам. Деревянный храм за территорией рынка прекрасно скрывали налитые зеленью разлапистые кроны, и возвышающийся не слишком высоко купол с крестовой мастью Нэнси с трудом, но всё же отыскала. Как и было велено, от него она взяла сильно вправо и пошла вдоль низенького стального профиля аккурат меж настеленных клеёночек, с которых торговали консервами, фейковым парфюмом и средствами гигиены.
Потом и вовсе пошло сонмище наваленного скарба. Где, что — не разберёшь. Вдруг, внезапно: смена декораций. Символичное барахло сменилось не менее символичными винтажными манатками: цветистыми платкам и шалями, платьями с отложными воротничками, варёнками, шинелями, ватниками и даже черкеской с атласной подкладкой для газырей. Обещанные милитаристы упорно не желали появляться. Совсем отчаявшись, Нэнси в тающей надежде бросилась к продавцу с помятым лицом и прилипшей к уголкам губ известково-серой папиросиной. Тот упрямо заставлял работать зажигалку с характером.
— Я их называю дембельками, — угрюмо, сухо заключил он. — Все, как один, отставники. Из бывших. Хотя вру! Кажется, затерялся там докторишка наук один. Специализируется на ремнях и лётных сумках. Откуда-то натырил и потихоньку распродаёт.
— А как их найти? — нетерпеливо поинтересовалась Нэнси.
Швырнув в сердцах на взрыхленный асфальт бесполезную штуку, торговец молча ткнул соседа. В коротком интимном мановении они наскочили друг на друга папиросными цевьями, подпаливая «козью ножку».
— Тебе зачем? Вещизмом интересуешься? — Он затянулся, выкатывая вертлявые шары мутно-сизого дыма. Хитро прищурил глаз. — У меня есть прекрасный габардиновый плащ, весь в дырочках от орденов. Посмотришь? Недорого отдам.
— Мне не надо. — Она отогнала ладонью шар, неизбежно на неё налетевший, и мотнула головой. — Я ищу одного человека. Может, вы знаете его?
— Может и знаю. Как зовут?
— Савелий Витольдович.
— Знаю я одного Саву, — торговец сплюнул табачную жвачку, набившуюся в испорченные никотином зубы, — но он не торговец милитари. Слонячит он… ну, на посуде сидит, загоняет всякий шмурдяк.
— Да-да, — радостно взвизгнула Нэнси, не совсем распознав весь смысл фразы, но среагировав на слово «посуда». — Всё верно. Он мне и нужен.
— Нахер? — обескуражил вопросом торговец, впрочем, не рассчитывая на ответ, безразлично махнул кулаком, с зажатой меж пальцами папиросой, сзади себя. — Дембеля во втором ряду обитают, слоны в третьем. Там ищи.
«Слоны» обитали в посудной лавке мирно. Их было трое, и крайний оказался тем, кого так долго и упорно выискивала Нэнси. Внешность Савы показалась ей, деликатно говоря, запоминающейся. Розово-коричневый мясёный скальп, продублённый солнцем, похожий на коровье вымя, прикрывали растрёпанные пакли жиденьких волос неопределённого цвета подсыхающего сена. Хрящеватый кубарь носа держал на своих рябых оспинных крыльях, словно атлант на плечах, искажающие линзы в старомодной лакированной оправе. Тускло-мутные зрачки из-за толстых астигматических стёкол казались громоздкими, бочкообразными. Они безумно вращались, словно навыкате, в такт мелким суетливым движениям обнажённых по локоть рук. Выше локтей насупонилась морщинами и складками старая сухая кожанка, похожая на сброшенную рептилией шкуру. Видно, что в «шкуре» рептилоиду было крайне неуютно: пот сползал по его отвисшим, словно аксельбанты, щекам, по ободранному бритвой, блестящему подбородку.
Савелий Витольдович торговал с капота старенького «фокуса», тщательно задрапированного тяжёлой промасленной вискозой когда-то кремово-жёлтого цвета, а ныне тёмно-рыжего, избурого. На вискозе в порядке, определённом исключительно хронологией выкладки товара, воздымался глухой кобальт хрупких чайных пар. Позолота «колосок» шла через один, зато «снежинки» на бокалистом хрустале, соседствующем рядом, были все на месте. Потешного вида старорежимные реликвии фигурок труженицы с гармонью, пионера со скворечником и девочки с козлёнком привлекали внимание. Ослепительная белизна дулевского фарфора пыталась соперничать с эмалевыми смарагдами гжельской хозяйки медной горы, с прекрасной парой лебедей на синекалильном кракеле высокогорного озера, с русской плясуньей в дымчато-синих штиблетах и кокошнике. У самых щёток дворников пизанскими башенками зиждились самаркандские пиалы в наборах. Лопались от важности пахтовые чайники из Бухары, сверкал сусальным мозаичным панно расписной ляган, словно это было не плоское фарфоровое блюдо, а стена медресе или мечети.
Хозяин грациального товара разогнул унылую фигуру и равнодушно подал Нэнси жёсткую ладонь. Он не стал церемонничать и расспрашивать, как та добралась, где остановилась, быстро ли его нашла. Он сразу перешёл в контрнаступление. Выдвинул садовый ящик, подпиравший левый передний баллон автомобиля, и, задрав на коленях тугие брючины, чтобы не ломать наглаженные стрелки, склонился над проволочной клетью, переполненной оберточной бумагой. Отогнул край и явил свету белый черепок фаянсового блюда, вернее, блюдца — размеры его были невелики.
— Смотрела третью новеллу из «Приключений Шурика»? — спросил зачем-то Сава.
У него был ровный, немного грубоватый, типично начальнический голос с бархатными нотами приглушённой властности.
— Папа обожал гайдаевские фильмы, — кивнула Нэнси.
— Тогда поймёшь мою аллюзию. Это утильный фаянс, — пояснил он. — Под роспись. Будешь тренироваться пока на «кошках». Их много у меня. Их не жалко. Если мне понравится твоя мазня, выдам тебе серьёзный заказец.
— Что значит «серьёзный»?
— Косушки, пиалы, ляганы. Есть немного ваз и кувшинов. Не поняла?
— Почему же «не поняла»? — обиделась на повелительную интонацию Савелия Витольдовича Нэнси. — Поняла! Витражные краски эффектней смотрятся на стеклянных изделиях, так что, если у вас тут проверка на вшивость, лучше…
— Нет, не поняла, — грубо прервал торговец и, поискав глазами что-то из имеющегося арсенала, подхватил из набора пиалу с витиеватым узорным бортиком по краю.
— Сколько?
— Рублей семьдесят, — предположила Нэнси.
— Я не про цену, я про возраст.
— О, я не сильна в этом. Явно не археологическая находка, но навскидку что-то послевоенных лет. Плюс-минус… или около того.
— Ишь ты, — усмехнулся Савелий Витольдович, — прямо пальцем в небо. Но вот с ценником, девочка, ты промахнулась. Это не Китай, а Гиждуван, хоть бы и фабричный. Двести пятьдесят за штуку, весь набор за полторы, и то лишь потому, что ксерокс халтурил.
— Что это значит?
Савелий Витольдович перевернул пиалу и небрежно цокнул мизинцевым ногтем по донышку.
— Вот, посмотри. Если работа ручная, обязательно видны следы от гончарного круга. Даже если дно покрыто глазурью, всё равно след заметен, если свет направить сбоку. А здесь, видишь, как ни крути, ни черта не видно.
