— Так вы же сами сказали, что это фабричное изготовление. — Нэнси вконец запуталась.
— Это я тебе сказал, куклёночек. А покупателю скажу, что здесь узбекские ручки корпели. И довод приведу: ручная роспись. Так она и есть ручная. Здесь ксерокс всё грамотно обставил, забыл только на шлифмашинке кружочки доточить. Лох, конечно, не заметит, а профессионал сразу придерётся и на «вид» поставит.
— Так ксерокс — это мастер?
— Допетрила. Конечно! А то, что такие мастера выдают конвейером: ксерево. Ксерево, оно и есть ксерево. Ни дать ни взять, чистой воды калька!
Нэнси высвободила из рук Савы пиалу, приблизила к глазам.
— То есть она ненастоящая?
— А ты в самом деле думаешь, что керамике шестьдесят годочков? — Сава издал неопределённый звук, похожий на глумливую усмешку. — Среднеазиатская глина, плотная, звенящая — столько в обиходе не живёт. Покупать и использовать повседневно такую посуду может позволить себе только узбек. Отколупался край — выкинул к чертям, а на обратном пути заехал в лавку и купил новую, делов-то на копейку. А здесь у нас не солнечный Узбекистан, не центр гончарного искусства. Такие вещи потому и ценны, что привезены издалека и век их недолог.
— Но она же ненастоящая!
— Что ты заладила, как попугай! — зазвенел от возмущения Сава, испуская гневные токи, будто не его уличили, а он кого-то поймал на недобросовестности. — От новоделов ещё никто не умирал. Спрос стабильный, товар ходовой. Посудка как билась, так и бьётся, а красоты хочется всегда.
— Ваша красота туфтовая! Сплошная липа!
— Однобокое мышление! — не согласился «слон». — Если добре шаражничать, так, получается, мы дело нужное в массы несём.
— Вы это серьёзно? Вы серьёзно так думаете?
— Я похож на шутника?
— Нет, вы не похожи на шутника, — стараясь сохранять самообладание, спокойно возразила Нэнси. — Вы похожи на обманщика.
Савелий Витольдович вздохнул, положил масляный трясущийся подбородок на стиснутые замком пальцы рук и блаженно выматерился — беззлобно, буднично. Он повернулся к соседу — щупленькому пареньку призывного возраста в тренировочном костюме. Тот стоял, облокотившись на стеллаж с выносными лотками, похожими на хлебные, как в универсаме. Вместо булок и караваев грудились мощнейшие из литого чугуна эллипсовидные утятницы и полусферные казаны.
— Слышал, спиногрыз?
Сава явно искал поддержки в лице «слонячего» коллеги.
— Бросьте, тетя, — запанибрастки ответил «спиногрыз», беззастенчиво подслушивающий разговор. — Обычное дело. Всё от человека зависит.
— Вот именно! Я бы так никогда не поступила.
Паренёк отлип от стеллажа, сделал шаг навстречу Нэнси и отобрал из рук пиалу. С видом третейского судьи вернул Саве чашку.
— А вы не зарекайтесь от сумы, тюрьмы и участи Мумы, — негостеприимно ответил он, замирая от собственной дерзости.
От подобного вероломства Нэнси онемела. Сава сухо затрещал артритными костями, раскладываясь в полный рост, словно швейцарский нож, и в попытке сбить спесь молодого, не придумал ничего лучше, чем подытожить беседу пространной фразой:
— Всё до удивления просто, куклёночек, — миролюбиво сказал он.
— И это самое сложное! — презрительно фыркнула Нэнси, и с чувством достоинства и неотвратимости происходящего, активно заработала локтями, расчищая дорогу к выходу. Её спина выражала яростное и справедливое презрение. Но несколько шагов — и она была вынуждена повернуть обратно. В ней пробуждалась рассудительность, и как бы ни хотелось сейчас уйти от этих неприятных типчиков, она вернулась к «фокусу», сладко жмурившему свои фары-глаза. Автомобиль чем-то напоминал хозяина.
— Передумала? — сладкоголосо прожурчал Сава.
— Сколько у вас… «кошек»? — резко перебила она, стараясь не смотреть в сторону ликующей физиономии чугунного лоточника. Тот раздумывал, смелея, вставить ему свои «пять копеек» или нет.
— Две сотни.
— Мне нужен аванс!
— А мне залог!
— Какой такой залог? — подозрительно спросила Нэнси.
— Я даю тебе материала на десять тысяч, значит, что? Значит, мне нужен залог, — невозмутимо повторил Сава. — Считай, мы квиты: твой аванс — мой залог. Вернёшь посуду, получишь деньги. На всё про всё две недели. Успеешь?
Нахрапистость, с которой действовал «слон», сильно задевала закалённую душу Нэнси, и давала ей основание думать, что торговец липовой посудой уже не раз так борзо поступал. Теперь становилось кое-что понятно. Например, почему он решил воспользоваться услугами гастрольного фриланса. Приезжий изведёт кучу ресурсов и притащится к заказчику. Мысленно он уже потратит заработанные капиталы. Правда, в случае с Нэнси ситуация была скверней: ей банально не хватало денег на обратную дорогу, а такого наймита легко замотивировать на любую работу, даже не совсем легальную.
«Однако, — задыхалась она от гнева, — какая манкировка, какое пренебрежение! Подумать только: ксероксы себе нашёл!»
Но делать было нечего, и проза жизни шептала ей на ухо припрятать до поры до времени свою гордыню.
— Согласная я, — тяжело проговорила Нэнси.
И вдруг почувствовала, что щёки наливаются безобразным пунцом. Она собрала у глаз тонкие морщинки и покривилась, устыдившись собственной реакции. Сухо предупредила:
— По времени не знаю, не уверена. Так что, как получится!
— Не как получится, — строго одёрнул мужчина, — а чтобы к сроку!
Из-за устроенных прилавков с чугунной утварью захохотали — одобрительно и мерзко.
Глава 5. КОГДА ЦВЕТЁТ САНСЕВИЕРИЯ
С бородою типично васнецовского богатыря стоял великовозрастный детина. Детина был краснолиц, рыжеволос, опрятен собой и самую малость пьян. Приглушенные стеной, откуда-то из глубины квартиры доносились музыкальные низкочастотные звуки, мягко бьющие в живот.
— Ты п-пенки на ладруга? — спросил с порога он, немного заикаясь, и улыбнулся широко, чуть-чуть по-идиотски.
Нэнси непонимающе смотрела на детину. Не столько от усталости, сколько от обвального ошеломления, она непроизвольно выронила лямку цилиндр-сумки, тяжёлой ношей прижимающей к земле, и та клацнула раскатисто о крашенный цемент лестничной площадки. На лице Нэнси отразилось смущение. Она ещё раз внимательно оглядела обитую старым дерматином дверь, эмалированный ромбик номерка квартиры — не ошиблась ли? Нет, не ошиблась. Стало неловко молчать.
— Привет! Я… я к Лене.
— Ну, — радостно затряс детина головою. — В-верно всё значит. А что за стесняшки?
Нэнси не успела никак отреагировать, потому что за крепкой, чуть ссутуленной спиной детины возникла фигура в маске мультяшного волка.
— Я такой бывалый волк, — затарахтела, заухала знакомым голосом персона и потянула к Нэнси наманикюренные пальчики. — Я в поросятах знаю толк. Р-р-рр!