Оба Алека терпеть не могли зарастать ряской спокойного безделья, а потому выделялись в форумах заметной, иногда даже чрезмерной активностью. Один из них посвятил себя волонтёрству и, кажется, занял второе место на Вяткинском плейфесте-2006 с костюмом Ванпанчмена, чем небезосновательно гордился. Другой Алек дублировал видеорелизы для какой-то пиратской министудии и даже на этом что-то зарабатывал. Свободное время он тратил на сканлэйтинг — прямиком из Японии заказывал сборники манги и ранобэ, сканировал и переводил их, подменяя в репликах японский русским языком. Объёмистые танкобоны, дающие фору по толщине корешка если уж не эпохальной «Астрее»
63, то паллисеровскому «Квинканксу» точно, он филантропически сливал в Сеть, руководствуясь тем принципом, что сканлэйты, наряду с медициной, образованием и игрой в танчики, должны быть доступными (читай: бесплатными).
Две другие Анны не причисляли себя к люто трушным аниме-фанатам: косплей, сканлэйтинг и фикрайтинг были не для них. Одна обожала наполненные уютным волшебством мультфильмы Хаяо Миядзаки, другая ловила эндорфины счастья от просмотра «Сейлор Мун». Обеих объединял неукротимый, почти животный хейт к карманным монстрам — покемонам. На форумах они не упускали случая бесстыдно пройтись по ставшим классикой мультяшным персонажам, но не это злопыхательское их сродство привело в Клуб, нет. Обе девушки учились на курсах гидов-переводчиков, правда, в разных вузах и даже, похоже, в разных городах.
Вскоре при общении участников стала возникать путаница. Анны и Алеки решили по-замятински стать «нумеральными» — каждый присвоил себе номер. Алек Второй тут же предложил всем надеть юнифу и прикупить штор для жилищ, но его тонкую иронию не все поняли.
И всё же никто не ожидал такого уровня, никто из шестерых адептов слова, скрывавшихся за аббревиатурой A.N.O., не ожидал тотально спутанных потоков информации, что полились на их головы из-под обложки книги. Перевод не шёл. То есть шёл, но выходила какая-то литая прорись, постыдное калькирование. Оригинальные слова же прирастали двойными, тройными, четверными переносными смыслами и, не зная подтекста, уследить за мыслью автора, чтобы без суррогатов транслировать её на русский, удавалось редко. Никто не подскажет, никто не направит — просто потому, что никто не знает. Вскормлённая чрезвычайной избыточностью, Нэнси вдруг осознала, что они хватаются за ноль. Именно на этом осознании в последующие дни и недели было построено много технологических нюансов перевода. Нэнси зарылась в подстрочник с подробными пояснениями, сносками, разъяснительными примечаниями и лингво-переводческими глоссами. Всё это вылилось в обширный комментарий и окончательно погрузило внимание будущего читателя в языковые зыбучие пески.
Тогда она решилась на предисловие. Намерение дать незаконченному переводу предисловие опустошило её так, будто это предисловие уже было излито на бумагу, прорезано косноязычием русского читателя, вымучено с нездоровым возбуждением, ошеломлением и тошнотой. Вступительное слово, как утопия: вещь красивая, но невозможная, неосуществимая на том этапе, на котором она за него взялась. Впрочем, ценой уязвления она уже постигла и осмыслила потенциал. Она получила вещий сон, интуитивное прозрение, предчувствие-догадку и решение задачи. С таким набором инструментов можно было создавать новое, не боясь разрушить старое. И Нэнси принялась крушить! Она отложила предисловие и снова взялась за перевод.
Констатация намерения всё-таки выкатить бочку повествования через живой импульс русского языка позволили пошатнуть пресловутую четвёртую стену и взобраться с ногами на авансцену театра действий. Переводчики славно потоптались по канве, прежде чем поняли: угол доступности мира Рушди сильно заузился, но при этом сдвинулся в поисках русского менталитета. Конечно, этот сдвиг произошёл не без их помощи. После середины ноября в воздухе завитала оздоравливающая мыслеформа, что работа всё же достигла условного экватора и перевалила на вторую половину.
Идея Джихада, то есть Священной войны, где главным оружием было бы Слово, понравилась всем с самого начала. Однако, это формально превращало их лингвистический кружок в некое сопротивление повстанцев. С таким взглядом на вещи самим участникам, равно как и их движению требовался новый привилегированный статус подпольного формирования, где не последнюю очередь занимала бы разработка стратегии и позиционирование их организации. И начать следовало бы с названия. Процесс его разработки не занял много времени. Алек Второй почти сразу предложил назваться Клубом поклонников свободы слова или сокращённо КПСС. Нэнси идея понравилась не очень, она мотивировала это копрологической отсылкой к унылому «совку». Но магия аббревиатур уже захватила повстанцев. Так, с двукратным перевесом четыре против двух, доводы Нэнси потонули в собственном же популизме. Клуб придумал собственный устав и клятву, провозгласил единогласно (тут споров не было) духовного наставника Хитоси Игараси и учредил почётных членов Тео ван Гога, Ориану Фаллачи, Этторе Каприоло и некоторых других «шахидов». На высшую должность Председателя была избрана Нэнси. Органом политического руководства стал центральный комитет в лице всех остальных.
С таким управленческим аппаратом коалиция дожила до первых дней зимы. На внеочередном собрании председатель ЦК в одной из двух повесток дня силой данной ему власти модератора свергла чрезмерно развитой социализм Клуба, упразднив центральный комитет и пленумы. Она потребовала изменить название организации, и сама же выполнила требование. Отныне Клуб поклонников свободы слова стал именоваться Клубом имени Хитоси Игараси. Незапланированный схлёст разных точек зрения, тлеющий достаточно давно, чтобы дать о себе знать, вылился в открытую конфронтацию, когда речь зашла о переименовании. Жаркая полемика коснулась не столько ренейминга, сколько произношения «по грамоте» самого названия. Камнем преткновения стал увековеченный Хитоси Игараси с неоднозначным слогом «си» в фамилии и имени. Тут же припомнили систематизаторов Поливанова и Хэпбёрна. Нэнси высказывалась за приоритет устойчивых произношений, и по аналогии с русифицированными суши и «Тошиба», предложила называть японца никак иначе, как Хитоши Игараши, ратуя за приоритет устойчивых произношений, даже если они изначально неверны. Но не тут-то было. Нэнси сама набирала в команду самых отпетых ревнителей чистоты языка, готовых в режиме ковровой бомбардировки закидать шапками любого, кто позволит себе толерантность к вольным трактовкам перевода. Пришлось даже идти на сделку, в противном случае, Клуб рисковал остаться без названия.
Второй повесткой дня навеки вписанного в историю внеочередного пленума (к слову, последнего) стало предложение Анны Второй провести офлайн-съезд КПСС, а вернее, развиртуализацию новопризнанного Клуба имени Хитоси Игараси. Чтобы доверять друг другу дальше, необходимо было сорвать все маски. Каждый был бы больше уверен в своём праве делать то, что делает, если бы он знал в лицо того, кто этим правом тоже хочет обладать. На этот раз Нэнси понравилась идея, и она всецело её поддержала.
