Сотни раз она пыталась отредактировать в воображении образ группы аутсайдеров — шестерых смельчаков, объединённых общим делом. Всё это пахло помутнением: даже чай, что она пила, горчил слабым помешательством. Но к концу января они всё-таки условились о выборе места, географически нейтрального в меру разброса группы. Сперва таким местом для Нэнси показалось уместным предложить Москву, но четырём из шести участников, включая её, пришлось бы потратить на дорогу больше суток. Екатеринбург подходил идеально. С конкретным местом тоже долго не закручивались. Кто-то предложил дом Ильи Кормильцева. Это было знаково. Гладенький, лысенький, утолщенный в талии как все русские мужчины его возраста, как писал о нём Лимонов, поэт Кормильцев пошёл дальше своих стихов и затеял издательство, которое не знало аналогов в русской культуре ни до, ни после. Нетерпимый к любому проявлению конформизма, пожалуй, самый убедительный свободомыслящий интеллектуал, он мог бы стать подлинной иконой и образчиком для подражания, ничуть не худшим, чем Хитоси Игараси.
Незадолго до смерти Илья произнёс слова шахады и принял ислам, горячо свидетельствуя о вере в Аллаха. Он основал свой джихад — издательство «Ультра. Культура», которое за 4 года существования достигло мощного расцвета и скандальной популярности. Именно Кормильцев издал «Культуру времён Апокалипсиса», тираж которой был конфискован прямо в типографии и по требованию Госнаркоконтроля уничтожен. Кормильцев печатал антологии левой литературы, биографии нонконформистов, мемуары изгоев. Он издавал их в качественных переводах и с грамотными комментариями. Большинство текстов обрастали неверными толкованиями и становились труднонаходимыми сразу после выхода в свет. Имя «Джихад» носил один из сайтов, созданных им. Сайт был задуман, как площадка для культурной синергии «Ультры» с «Уммой» — издательством сугубо мусульманского толка. В рамках этого сотрудничества была учреждена премия для оценки достижений в деле понимания и защиты ислама.
В день годовщины смерти Ильи Валерьевича Клуб условился о встрече.
Несмотря на февраль, в воздухе пахло дождём, и над вокзалом высилась, почти как настоящая, неоновая радуга. Радуга стреляла бегущими рекламными строками.
— Вот народ! — сопротивлялся помятый человек в приглаженной рубашке, перекинув через локоть засаленную кожанку. — Любую малость к деньгам подводят.
Вокзал выходил на площадь шестёркой круглых, витых колонн. Человек увязался вслед за Нэнси с самого перрона и семенил по площади короткими ногами, упорно не желая отпускать добычу.
— Я, если хочешь, могу тебя бесплатно подвезти.
— Нет, не надо. Я на метро. Здесь близко.
— Зачем тебе метро? — удивлялся он. — Час пик, все дела. У меня чутьё на жуткую вещь.
— Чутьё? — Нэнси всмотрелась в узкое высоколобое лицо соседа по плацкарту, стоявшему у входа в метро, и будто бы ждавшему её. Сосед с каким-то детским удивлением поймал взгляд девушки и неприязненно обсмотрел её попутчика. — Ладно! Поехали!
— Ладно? — обрадовался таксист. — Поехали! — Он махнул в сторону зажатой парковочным столпотворением спортивной «нивы» с шашечками таксопарка.
— Угол Декабристов и Восьмого Марта. — И на всякий случай добавила: — Три остановки на метро. Так что больше ста не дам.
— Двести пятьдесят тариф, — сказал таксист.
— Вы же говорили, бесплатно.
— По нашему времени, это почти что даром.
— Сто пятьдесят. И мы больше не торгуемся.
— Как говорит наш брат автомобилист, торг — с деньгами у бампера. — Он пихнул передний бампер «нивы». Ладно, первый оборот, будем считать, ты — мой талисман на рейс.
Пока они двигались на юг по жирной центральной артерии города с ещё незастоявшейся кровью автомобильных пробок, Нэнси вертела головой по сторонам, стараясь вобрать в себя как можно больше картинок дореволюционной архитектуры. Типичная для Екатеринбурга застройка — много классицизма, домики конца девятнадцатого века — нравились ей, но торчащие тут и там высотки портили весь старательно наведённый старым режимом лоск. Дореволюционная архитектура очень неплоха сама по себе, но совершенно теряется на фоне размаха современности. На редкость тёплый для этих мест февраль не добавлял красок зимним городским пейзажам. Уже на подлёте к земле снег переставал бороться за право быть твёрдой формой атмосферных осадков, наползал на клин тёплого воздуха, исходившего дыханием города, и превращался в неприятное природное явление — дождливый снег. Эта масса лепила прохожих, машины, дома, но, не осилив околоплюсового натиска, сползала грязными ручьями в бездорожье.
У достоевски-жёлтого блочного дома, выстроенной огрублённого скобой, таксист притормозил. Получил под расчёт и выбросил клиентку прямо на трамвайной остановке. Нэнси запрокинула голову и зачем-то посчитала этажи. В этом шестиэтажном доме когда-то жил Илья Кормильцев. Жизнь его часто доставала, и только в Свердловске он сменил таких домов целых три. Но именно дом на пересечении Декабристов и Восьмого Марта был последним уральским пристанищем Кормильцева. Никто не знал номера квартиры, где жил Илья Валерьевич. Полагалось, что встреча состоится прямо на дворовых скамейках одного из подъездов.
Нэнси завернула во внутренний двор. Нежно пахло талым снегом, откуда-то сверху щебетали разноголосьем воробьи. Перед первым подъездом набежала большая лужа, в которой отражалось прикинувшееся свинцовым стилобатом небо. Колоннады деревьев, без листьев кажущиеся античными и монументальными, легко вписывались в интерьер такого же антикварного двора — классически правильного, досельного. У лавки ютились двое: он и она. Оба были молоды, но на их лицах лежала тень усталости. Очевидно, это было утомление дорогой: и у юноши, и у девушки за спиной была по солидному туристическому рюкзаку. Сама же Нэнси оправилась в дорогу налегке, с сумкой, она не предполагала задерживаться и рассчитывала вернуться к утру следующего дня обратно. Кодовый вопрос «Как пройти в клуб?» сработал. Пара оживилась и выдала условленную фразу: «Вы на месте».
Нэнси сказала, то она Первая. Пара уважительно посмотрела на неё.
— Ксо, и я первый, — обрадовался парень, — только среди Алеков.
— А я последняя из Анн, — улыбнулась девушка. — Четвёртая!
Ещё через четверть часа подтянулись остальные. Один из них был похож на американского актёра Джейка Гилленхаала, с такой же жиденькой неаккуратной бородёнкой и зачёсанными назад блестящими крашеными волосами. Он теперь сидел, отдуваясь, на чемодане, сцепив руки на животе. Методом исключения выходило, что это Алек Второй. Вместе с ним были девушки. Одна в глухом белом свитере и розовом пуховике, но с непокрытой головой: на нежную шею накатывал ещё детский завиток волос, cкреплённых дешёвой заколкой. Она представилась Третьей. Другая — в малиновой куртке из болоньи с капюшоном, с багровыми склеротичными щеками и запавшей в угол рта слим-сигаретой — была Анной Второй. Очевидно все трое ехали порознь и вместе вышли на одной остановке, с удивлением обнаружив, что каждый из них озадачен одним и тем же вопросом: «Как пройти в клуб?».
