Руби подается вперед, понижая голос:
– А что тот здоровый мужик в платье имел в виду, говоря про украденного ребенка? Что ее ждет?
– Не уходите от ответа. Кора не мужик, а женщина.
В лице привидения – изумление.
– Да, это не шутка.
Призрак все еще не верит.
– Вы ведь в стене прятались и прекрасно слышали все, что сказал доктор Харбин.
– Мутный тип.
– Спасибо, что спасли меня от него. – Брайди скривила рот в улыбке.
– Я по личному опыту знаю: если парень вскакивает и сует руку в карман, скорее всего, он вытащит из него какую-нибудь гадость, что причиняет боль.
– Я ценю вашу заботу, Руби.
Кивок в знак учтивости.
– Вы рассказывали… про ребенка.
– По словам доктора Харбина, как вы сами слышали, ребенок родился необычным. Кора намекала на то, что есть три причины, по которым необычных детей…
– Таких, как маленькая Кристабель Берик.
– Таких, как маленькая Кристабель Берик, похищают. С целью получения выкупа, для коллекции частного анатома или для цирка, где их показывают в качестве диковинок.
– А что такое частный анатом?
– Это вольный термин, Руби. Я употребляю его в отношении состоятельных людей, проявляющих нездоровый интерес к темным сторонам природных аномалий.
– В чем необычность этого ребенка?
– Как и вы, Руби, я могу только догадываться.
Руби на время умолкает, погружается в размышления, рассеянно поглаживая истрепанный шелк своей призрачной шляпы. Потом:
– Я ничем не занят, с вашего позволения, мог бы помочь вам в поисках ребенка.
– Я работаю одна.
– Неужели не сделаете исключения для старого приятеля, у которого куча свободного времени?
– Нет.
Руби показывает на картину, что висит над камином.
– А это, смотрю, Ирландия?
– Уиклоу.
– Похоже: грязь, холмы, дождь.
– Я его почти не помню.
– Я вас сразу узнал, – говорит он. – Увидел, как вы стоите на церковном дворе, увидел ваши рыжие волосы, выбивающиеся из-под вдовьего чепца, и сказал себе: «Матерь Божья, да это же Бриджет. Зеленые глаза, библейский норов».
– Можно подумать, вы что-то можете знать про мой норов и мои глаза. – Брайди подносит ко рту трубку.
– Мне больно на вас смотреть. – Лицо его озаряет улыбка.
– В смысле? – прищуривается Брайди.
– Вот бы мне сейчас покурить. Ради этого я готов на все.
– Так не смотрите на меня.
Они сидят перед камином.
Подняв голову, Брайди замечает, что Руби пристально разглядывает ее. Почувствовав, как щеки ее внезапно опалил жар, она отодвигается подальше от огня.
В глазах Руби появляется лукавое выражение.
– Брайди, а ведь это вы вызволили меня из-под земли. Я услышал над собой топот ваших ножек, поднялся из могилы и побежал за вами.
От ее внимания не укрылась нежность, прозвучавшая в его голосе, когда он произносил ее имя. Она смерила его строгим взглядом.
– Руби, к моему приходу вы уже материализовались, сидели развалившись у какой-то гробницы. К тому же как я могла вызвать дух человека, которого не знаю?
Руби встает, пристраивается перед камином, словно греет зад.
– Вы действительно меня не знаете?
– Господи боже мой, да скажите уже, откуда! – вскипает Брайди. И тут же жалеет о своей вспышке.
Сама того не желая, она признала, что они знакомы. И дала понять, что хотела бы получить ответ.
В лице Руби торжество. Вытатуированный якорь на его руке грациозно опускается. Русалка улыбается в зеркало.
– Вы у нас дознаватель, вот и соображайте.
С этими словами, подмигнув, он улетучивается сквозь стену.
3
Няня, миссис Бидди, сидит, положив больную ногу на перевернутое ведро. Сама она плотная и коренастая, но шея и запястья у нее тонкие, а пальцы длинные, как у ловкого карманника, так что всем своим видом она производит впечатление громоздкости в сочетании с проворной грацией. Возраста она среднего, но, говоря по чести, молодо она никогда не выглядела. В жизни ей приходилось и тяжко, и сладко; то и другое наложило отпечаток на ее внешность. В облике ее сквозит нечто хищническое: в широко посаженных глазах – блеск дикарской хитрости, нос приплющенный, бровей почти нет. Остальную часть лица занимает большой рот, в котором с каждой стороны отсутствует по несколько зубов, что придает ей сходство с беспутным мартовским котом. Равно как и шрам над бровью, глубокий рубец на мочке уха и обрубок указательного пальца. Волосы мышиного цвета уложены в удивительное сооружение: разделенные посередине четким прямым пробором, с боков высоко на голове они собраны в два пышных конусообразных пучка. Лицо завораживающее, подвижное – в считаные секунды из наивного и простодушного превращается в кислую мину злобной старухи.
Ребенок, как кажется няньке, не устает ее рассматривать. И слушать тоже. Ибо голос у миссис Бибби, как и лицо, постоянно меняется. Полнится самыми разными интонациями: то он строгий, то вкрадчивый или веселый и скабрезный. В сравнении с предыдущей няней, которая очень уж уважала джин и оттого добрую часть своей шестилетней службы проспала лицом вниз, миссис Бибби – занимательное зрелище.
Ребенок сейчас наблюдает за ней, одним глазом, в приоткрытую дверь стенного шкафа в помещении ризницы. Именно туда добрый доктор решил поместить девочку. Он принес светильники и расставил их в комнате, чтобы ее всегда было видно.
Миссис Бибби подмигивает, глаз исчезает. Она снова переводит взгляд на доктора Харбина. Смотрит на него прямо, но слушает с должным вниманием. И в ответ ровным голосом произносит:
– При всем моем уважении, сэр, я посоветовала бы немного выждать.
Доктор, меряющий комнату шагами, останавливается.
– Медлить никак нельзя, миссис Бибби. Что, если покупатели откажутся от сделки? Вдруг они выяснят, что ему известно о том, что его…
– Обманули, сэр? – подсказывает миссис Бибби.
Доктор морщится.
– Рано или поздно он это узнает; он очень внимателен, все видит, все слышит. А до тех парижан… еще доехать надо. И у меня нет желания сообщать им, что вы одурачили своего законного покупателя.
Доктор Харбин буравит ее пристальным взглядом.
Миссис Бибби набожно возводит глаза к потолку.
– Бог свидетель, разве мы с вами, доктор, не соучастники в этом?
– Что я наделал? – шепчет он. – Навредить такому человеку!
