– Доктор Харбин ввел меня в курс дела, – начинает Брайди. – Но я, вы уж простите мое сравнение, располагаю одним скелетом, без плоти. Мне нужно задать вам несколько вопросов, сэр.
Сэр Эдмунд – обычно в этот вечерний час он прогуливается меж газонами, сует ладони под колени, чтобы не начать ходить ходуном.
– Спрашивайте, миссис Дивайн.
– Сэр, у вас есть враги?
– Нет, мэм.
– И вы в этом убеждены?
– Абсолютно, – отвечает сэр Эдмунд – с сомнением в лице.
– У вас есть предположения, кто мог бы похитить Кристабель?
Сэр Эдмунд качает головой.
– Вы уверены?
Сэр Эдмунд кивает, но отнюдь не уверенно.
– Сэр, я должна задать вам вопрос, на который отказался ответить мне доктор Харбин. Почему вы скрывали ото всех свою дочь?
Сэр Эдмунд медленно поднимается на ноги. Подходит к окну. Его ждет розарий, и искусственные руины, и сад, и дорога за ним. Сегодня вечером он будет долго гулять. Сон настигнет его только на рассвете. Или вообще не настигнет.
– Я боялся, что это случится.
– Вы боялись, что вашу дочь похитят?
– Да.
– Почему, сэр Эдмунд? Почему вы этого боялись?
Баронет смущен, растерян.
– Доктор упомянул, что ваша дочь – не совсем обычный ребенок. Не могли бы вы уточнить, какие у нее особенности?
– Это… скользкая тема, – уклончиво отвечает сэр Эдмунд.
Брайди с трудом сохраняет терпение.
– Сэр Эдмунд, если Кристабель похитили из-за ее необычности, значит, вы просто обязаны просветить меня. Не исключено, что это поможет мне найти и вернуть вам вашу дочь.
– По поводу Кристабель, мэм, – вздыхает сэр Эдмунд, – я не могу вас просветить.
Брайди ставит бокал на стол и останавливает на баронете суровый взгляд.
– Тогда попробуем зайти с другой стороны. Сэр, почему вы послали за мной, а не обратились в местный полицейский участок?
Баронет краснеет, открывает-закрывает рот.
Брайди ждет. Наконец:
– Кристабель способна заставить человека вспоминать.
– Вспоминать?
– Да, вытаскивает из вас давно позабытые воспоминания. Не неприятные, но… – он морщится, медля в нерешительности, – …и она способна внушать мысли.
– Мысли?
– Нежелательные. Не совсем ваши собственные, – тихо говорит он.
Брайди обращает взгляд на Руби; тот постукивает пальцем по виску.
– Это трудно объяснить. – Губы сэра Эдмунда на мгновение раздвигаются в сардонической улыбке. – Она смотрит на человека, и того посещают мысли.
Вздохнув, он встает, идет к письменному столу, выдвигает один из ящиков, достает фотографию в серебряной рамке и вручает ее Брайди.
На фото – белокурая девочка в белом платье до пола, сидит в кресле. Кажется, что от нее, от девочки, исходит сияние – холодный свет. Не такой, как от Руби – сверхъестественный, а будто она высечена из яркого мрамора. Вероятно, какой-то трюк фотографа, предполагает Брайди.
Но вот глаза у девочки белесые, аномально светлые.
– У нее проблема со зрением? – спрашивает Брайди.
Сэр Эдмунд занимает кресло напротив нее, садится на самый краешек и, понурившись, кладет руки на колени своих длинных ног – поза человека, признавшего свое поражение.
– Нет, зрение у Кристабель замечательное. Как раз в этом и проблема. Она видит слишком много.
Брайди внимательно рассматривает фотографию.
– Но глаза совсем бесцветные.
– Вообще-то, они меняют свой цвет.
– Меняют? Как это?
– Из алебастровых становятся синевато-серыми, потом черными как смоль. Это поразительно.
Брайди протягивает фотографию сэру Эдмунду с намерением вернуть ее.
– Обычно глаза не меняют цвет, разве что у новорожденных.
– А у Кристабель меняют. – Сэр Эдмунд кивает на снимок. – Оставьте у себя. Чтобы знать, кого ищете.
– Мысли, что она внушает… Расскажите про это поподробнее.
Сэр Эдмунд проводит рукой по лбу.
– Пожалуй, это даже не мысли – скорее чувства.
– Чувства? Какие?
– В основном гнев, – отвечает сэр Эдмунд, немного подумав.
– Давайте подытожим: ваша дочь способна вызывать воспоминания и мысли, а также внушать чувство гнева. А глаза у нее будто каменные и меняют цвет.
– Да, – кивает сэр Эдмунд.
– А в физическом плане у нее есть какие-то отличительные признаки?
– Белые волосы, крепкие острые зубы, и она способна издавать неимоверно высокие звуки, от которых ломаются вещи. – Сэр Эдмунд с вызовом смотрит на Брайди, добавляя: – И еще, она не умеет говорить.
– Не умеет говорить?
– Разумеется, чужую речь она прекрасно понимает.
– Но ведь она способна петь, берет высокие ноты?
– В некотором роде… Это все? – В голосе сэра Эдмунда проявляется резкость. – Очевидно, вы пожелаете допросить слуг. Могу я рассчитывать на вашу деликатность, мэм?
Брайди, понимая, что разговор окончен, согласно кивает.
– С вашего позволения, сэр, я намерена осмотреть дом и прилегающую территорию, начиная с детской.
– Детскую нельзя.
– Прошу прощения, сэр?
– Западное крыло – приватная зона, туда никто не допускается.
– Сэр Эдмунд…
– Моя покойная жена возражала против того, чтобы в ту часть дома заходили чужие люди. Там находились ее личные покои. Я до сих пор чту ее волю. К тому же, – добавляет сэр Эдмунд беспечным тоном, – там нечего смотреть.
– Возможно, в детской остались важные улики, которые помогут установить личности похитителей.
– Вы считаете, что в похищении участвовали несколько человек?
– Насколько позволяет судить мой опыт, подобные преступления обычно дело рук не одного человека. Что касается детской…
– Там нет никаких улик. Я ее осматривал.
Брайди хмурится.
– Но опытный глаз может обнаружить…
– Нет, мэм, – перебивает ее сэр Эдмунд на удивление категоричным тоном. – Вы можете сколько угодно беседовать с прислугой и осматривать весь остальной дом и двор, но доступ в западное крыло для вас закрыт.
5
Помещение для слуг такое, какое и должно быть: на столе – чайник, уютно горят газовые светильники. Экономка миссис Пак, унылая опрятная дама с надутыми губами, как у камбалы, буравит Брайди холодным взглядом. Прислугу допросить можно, но саму миссис Пак – нет. Сегодня вечером у нее выходной, и она не намерена отменять его, пусть бы даже на ужин в Марис-Хаус заявилась сама королева Виктория. Возгласив это, миссис Пак сурово опускает уголки рта и обжигает Брайди испепеляющим взглядом, давая понять: она не потерпит, чтобы ее допрашивала какая-то там вульгарная эксцентричная сыщица. Миссис Пак подмечает каждую деталь во внешности миссис Дивайн: пристойность ее платья, самоуверенность в чертах лица, твердую поступь женщины, которая может позволить себе добротные ботинки. Но потом миссис Пак в речи гостьи слышит ирландский акцент, который от нее не укроется, даже едва уловимый. А еще она всегда распознает форму, которую приобретает палец в результате долгого ношения обручального кольца – для этого далеко ходить не надо: достаточно провести сравнение с ее собственным безымянным пальцем. Эта рыжеволосая вдова, может, и шарлатанка, но она гостья хозяина, и потому миссис Пак не вправе выставить ее за дверь, как ей того хотелось бы. Миссис Пак доводит до сведения миссис Дивайн, что та, если желает совершить экскурсию по дому, может воспользоваться услугами горничной Агнес. С этими словами миссис Пак с издевкой приседает перед гостьей и удаляется, недовольно бурча себе под нос и гремя ключами.
