Брайди располагается за столом, достает табак и трубку, собираясь закурить. Руби, сняв цилиндр, устраивается на табурете подле нее.
Они сидят в дружеском молчании.
Брайди зажигает спичку. Скатерть двигается. Брайди раскуривает трубку и задувает спичку. Скатерть снова оживает, сдвигается еще дальше, а вместе с ней на два дюйма вправо перемещаются чайник и кувшин с молоком.
Брайди приподнимает край скатерти. Под столом, скрестив ноги, сидит девочка.
Ей лет семь. Внешне она самая обыкновенная, непривлекательная даже, с тупым вздернутым носиком и невзрачным чистеньким личиком. Ее светло-каштановые кудряшки туго зачесаны назад и убраны под ленту. На ней – застиранный передник.
Она что-то сердито шепчет несчастной фарфоровой кукле, у которой нет одного глаза и выдраны почти все волосы.
Брайди опускает край скатерти и ждет.
Девочка вылезает из-под стола и занимает стул напротив. Щурясь, она смотрит на Брайди из-под полуопущенных ресниц соломенного цвета.
– Мне нравится твоя кукла, – отваживается обратиться к ней Брайди.
– А мне нравится ваша трубка.
– Как зовут твою куклу?
– Роза. Она большая чудачка.
– Вот как?
– Вы – миссис Дивайн, а я – Мертл Харбин.
– Дочка доктора Харбина?
Мертл пожимает плечами, словно это ей все равно.
– Он наверху. – Она возводит глаза к потолку. – У сэра Эдмунда опять нервы расшалились.
– Надо же как. И часто у сэра Эдмунда шалят нервы?
Но Мертл поглощена своей игрой – катает куклу по столу.
Руби отходит к окну. Брайди наблюдает за ним. Подтянув на себе панталоны, мертвец сдвигает набок цилиндр и присаживается на подоконник.
Мертл, проследив за ее взглядом, с вялым любопытством смотрит на окно.
– Мертл, ты видишь что-нибудь? – понизив голос, спрашивает Брайди. – У окна?
– Ничего особенного, – отвечает девочка, невозмутимо глядя на нее.
Брайди взмахивает рукой, в которой держит трубку.
– Ты, случаем, не куришь «Бронхиальную бальзамовую смесь» Прадо?
Мертл качает головой.
Руби, затягивающий в поясе свои панталоны, улыбается, бросая взгляд в их сторону.
Брайди с интересом рассматривает девочку.
– Значит, у окна…
– Никого нет, – заканчивает та, не менее пытливо глядя на гостью. Затем переводит свое внимание на туфли Розы, застегивая на них пряжки.
– Ты ведь подружка Кристабель, да? – уточняет Брайди веселым тоном.
– Мне не дозволено говорить о Кристабель. – Мертл нежно целует личико куклы с той стороны, где оно не разбито.
– Какая она?
Мертл поднимает на Брайди глаза цвета помоев.
– Это секрет.
– А ты могла бы рассказать про Кристабель Розе? Шепотом, на ушко?
– Зачем? – надувает губы Мертл. – Роза с ней знакома.
Брайди попыхивает трубкой, краем глаза наблюдая за девочкой. Мертл поднимает вверх куклу, словно собираясь ее подбросить. Роза сердито сверлит ее своим единственным глазом.
Рукава платья на девочке задираются, обнажая шрамы, много шрамов – зарубцевавшиеся точечные ранки, похожие на почерневшие следы кошачьих укусов. Мертл замечает, что Брайди смотрит на ее руки. Она опускает куклу и одергивает рукава.
– Мертл, да ты вся искусана.
– Вовсе нет.
– Кто тебя покусал?
– Роза. – Девочка передает Брайди куклу и пальцем тычет в ее рот, показывая, какие у Розы острые фарфоровые зубы.
– Надо же, какая кусачая. – Брайди трогает разбитую голову куклы. – Значит, она дралась, прямо здесь?
– Нет, это Кристабель швырнула ее о стену. – Нахмурившись, Мертл прикрывает ладошкой рот.
– Не волнуйся, я умею хранить секреты еще лучше, чем Роза.
Мертл грузно опускается на стул, словно держит на своих маленьких плечиках бремя всего мира.
– Вряд ли. Роза не умеет говорить. Она не живая.
– Но ведь она умеет кусаться? – Брайди поправляет на кукле фартук и возвращает ее девочке. – Ты не знаешь, куда отправилась Кристабель?
Мертл яростно мотает головой.
– Точно не знаешь?
– Точно, – энергично кивает девочка.
– Ты, должно быть, скучаешь по ней. Она ведь твоя подруга, да?
Брайди улыбается Мертл, та морщит носик.
– Вы вернете ее сюда?
– Постараюсь, – отвечает Брайди.
– Не надо, – шепчет Мертл. – Пожалуйста, не надо ее возвращать.
* * *
У Агнес Моллой веснушчатое лицо с заостренными чертами и копна каштановых кудряшек, едва умещающихся под ее домашним чепцом. Ступни несуразно большие для ее фигуры, а руки вспухшие, будто накачаны водой. Характеризуя Агнес, миссис Пак назвала ее разбитной молодой особой, но нехотя признала, что в работе она спорая (видимо, подразумевалось, что служанка гордится тем, что у нее чистый пол, пусть и ходит в замызганном грязном фартуке). Агнес живет в Англии уже пять лет и все эти годы работает прислугой. По Ирландии она ничуть не скучает, ибо здесь она сытно питается три раза в день и по воскресеньям полдня отдыхает.
Агнес охотно берется провести миссис Дивайн по дому, хотя у нее дел невпроворот: нужно отполировать несколько каминных решеток (а прежде приготовить этот чертов «черный лак»
[15], задыхаясь скипидаром), постелить постели, наполнить водой умывальники, подмести помещение для прислуги, накрыть для завтрака стол. Не исполнит свои обязанности, и миссис Пак ее сожрет.
Агнес ведет Брайди в гостиную, зажигая газовые светильники. Руби следует за ними.
Горничная показывает на окно.
– Оно было открыто, миссис Дивайн. – Она расставляет ладони, отмеривая расстояние. – Вот настолько. Говорят, через него похитители и проникли в дом.
– Похитители?
Служанка краснеет.
– Я хотела сказать грабители, мэм.
– Агнес, объясни, что ты имеешь в виду, – говорит Брайди. – Ты знаешь, зачем я здесь?
– Вы уж простите, мэм, но миссис Пак сказала, что ей негоже расспрашивать хозяина, однако, насколько она могла понять, вы – сыщица.
