Несколько больших воронов воинственно патрулируют балкон, бдительно следя за происходящим вокруг. От своего занятия они отвлекаются лишь иногда, чтобы размять лапы или почистить перышки. Периодически между стражами возникает ссора, и тогда они хлопают крыльями, нахохливаются и грозно каркают. По внешней стороне здания снизу доверху идет система ведер и лебедок, которая доставляет к окнам буквально все: препараты, детей, хлеб, закись азота – все, что потребуется. Рабочие механизмы мельницы, жернова и колесные устройства демонтированы и теперь валяются в саду. По словам Прадо, он разобрал мельничную конструкцию в знак протеста против придуманного Кабиттом
[32] пыточного трэдмилла, который используют в тюрьмах: ничто не должно вращаться, молоть и работать по чужой воле. К тому же его «паруса» оставляли без ветра соседскую мельницу, а ведь сам Прадо ничего не молол. Без оборудования идеально круглые комнаты стали служить вполне комфортным жилищем миссис Прадо, самому Прадо и сиротам.
Сироты – огромная орава детей всех возрастов, больших и маленьких, упитанных и не очень – с криками носились по саду. Миссис Прадо, приятная пухленькая женщина невысокого росточка в широкой фетровой шляпе, пропалывает морковь, придерживая на ноге малыша.
Она вскидывает руку, приветствуя Брайди.
В саду Прадо вы ничего не найдете, кроме подкидышей, сохнущего белья и обсыпанной песком длиннохвостой моркови.
– Еще одного найденыша мне привезла, а, Брайди? – улыбается миссис Прадо, показывая на детскую коляску.
– А то вам своих мало! – смеется Брайди.
– Конечно, мало. – Она трясет ногой, подбрасывая на коленке малыша. Тот заливается смехом.
Миссис Прадо окликает двоих ребятишек из оголтелой ватаги, что гоняет по двору курицу. Те тотчас же подбегают. Оба зеленоглазые, рыжие, как две капли воды похожи друг на друга.
– Вот и наши близнецы. – Она слегка подталкивает локтем того, что стоит к ней ближе. – Ну-ка, поздоровайтесь с Брайди. Это она вас сюда привела, помните?
Детишки приветствуют ее заунывными голосами, а сами поглядывают на убегающую курицу.
– Подросли, – кивает им Брайди. – Помните меня?
Близнецы в растерянности морщат лобики. Как ни крути, а для пятилетних детей год – это целая вечность.
– Прадо в доме, – говорит миссис Прадо. – Он тебе обрадуется. В последнее время у него не было гостей, с которыми ему хотелось бы общаться.
– А у него вообще бывают гости, которые ему нравятся?
– Да, ты. – Миссис Прадо лукаво, с озорством в глазах смотрит на Брайди. – И Валентин.
– Ой, не надо, прошу тебя!
Миссис Прадо смеется, щипля малыша за подбородок. Тот хохочет, пуская слюни.
– Если б вы с ним бросили дурака валять да взялись бы за дело, и вам было бы кого катать, – она показывает на детскую коляску, – и мне подкинули бы на десерт сладких крошек. – С шутливой свирепостью она быстро-быстро губами покусывает ручонки малыша. Тот до того развеселился, что начал икать.
Брайди бросает взгляд на Руби. Он отводит глаза.
* * *
Лаборатория Прадо находится под самой крышей здания, и он, когда желает побыть в одиночестве, просто поднимает лестницу. Однако сегодня Прадо, вероятно, пребывает в добродушном настроении, потому что лестница спущена. Лаборатория – единственное помещение на мельнице, где беспорядку нет места и куда сироты не допускаются. Если только они не умеют аккуратно писать, бесшумно ступать и читать на латыни.
Брайди уверена, что Прадо никогда не лежит на полу, воображая себя в бочке на мачте. Каждое мгновение, что он бодрствует (да и во время ночного забытья тоже, ибо именно во сне он придумывает свои лучшие изобретения), посвящены работе. Спросите его, чем он зарабатывает на жизнь, и в ответ услышите, что он исследует содержимое желудков умерших. Их ему присылают ежедневно из всех уголков страны в контейнерах, которые миссис Прадо с помощью лебедки поднимает наверх. Прадо также выступает с экспертными заключениями в суде, выпускает листовки с критическими статьями собственного сочинения, пишет язвительные письма в медицинские журналы и с удовольствием читает язвительные отзывы в свой адрес, которые в них печатают. Есть несколько истин, которыми он дорожит, а именно: что представители медицинской братии в большинстве своем безнадежно глупы. Более того, женщинам необходимо предоставить неоспоримое право осваивать профессию врача, поскольку, как правило, они куда менее глупы, чем мужчины. Далее: сельскому лекарю в среднем потребуется три месяца для установления того, что его пациент отравлен; городской эскулап в четыре раза дольше будет соображать, что это он сам травит своего пациента. Исследование желудка относительно свежего трупа – это одно; исследование гнили трехмесячной давности – совсем другое. На основе своего опыта в области изучения преступного поведения, юриспруденции и правосудия Прадо пришел к твердому убеждению в том, что все законники (и со стороны обвинения, и со стороны защиты) – рогатое отродье самого дьявола, что подсудимый всегда виновен и что проба Марша
[33] – не единственный действенный метод обнаружения мышьяка, но ни один из других способов не является столь же элегантно красивым.
Прадо – сын аптекаря в энном поколении. Его детство проходило среди рубиновых и синих бликов, которые отбрасывали стеклянные бутыли в витринах аптеки. Отец его стоял за прилавком, как прежде стояли за прилавком его деды и прадеды – хранители стеллажей и шкафов с закупоренными склянками и сосудами. Стражи ворот в мир притираний, снадобий и порошков. Изнуренным матерям они продавали снотворное с опиатами для капризных детей, измученным зудом неверным мужьям – мази. Они в равной мере травили и лечили и ко всему, что приготовляли, прилагали старое доброе живительное слабительное.
