– Баронета.
Билл прищуривает свои маленькие глазки.
– Везла бедную девочку через всю страну в гробу.
– В сундуке. Для ее же пользы.
– Ты чудовище. Креста на тебе нет, – говорит Билл, беря со стола нож. – Отпусти ее. Верни девочку ее друзьям, – геройски требует он.
– Не нарывайся, положи нож, а то не поздоровится. – Разражаясь сочной бранью, его жена сдвигает больную ногу на скамеечке, ища для нее удобное положение. – Я немало намучилась с этой девчонкой и хочу получить вознаграждение за свои труды.
Билл кладет нож на место.
– А доктор? Он тоже захочет получить свою долю, и, если что-то пойдет не так, он первый тебя сдаст, сделает крайней, и ты загремишь на виселицу.
– Какой доктор?
– О нет, только не это… – Билл возводит глаза к потолку. – Неужели прямо здесь?
– Плохо же ты обо мне думаешь.
Билл поднимается со стула, обходит стол и садится рядом с супругой.
– Жена, вот я сижу здесь, – с искренностью во взоре он смотрит на нее, тщательно подбирая каждое слово, – рядом с твоей вонючей гниющей ногой, и умоляю, заклинаю тебя: оставь в покое этого ребенка. Поступи по совести, будь человеком.
– Муж, ты как был остолоп, так им и остался.
– Жена, ты ведь еле ходишь. Посмотри на свою ногу: раздулась, пальцы – гнойные подушки.
– Не спорю.
– Надеюсь, они у тебя отвалятся один за другим, твои пальцы. Надеюсь, эта твоя болячка сожрет тебя всю целиком. У тебя всегда было черное сердце.
Смех жены Билла рокочет, как поток воды в сточном желобе.
* * *
В лавку зашел незнакомец – рослый, плотный, но проворный. Лицо и руки иссечены шрамами; волосы коротко пострижены; бесформенная борода, как у ветеранов Крымской войны. И чувствуется в нем затаенная враждебность. Билл, немало повидавший на своем веку, сразу понимает, что этот человек не просто привык преступать закон – он делает это мастерски. Билл ничего не говорит посетителю, но настороженно следит за ним из-под полей своей зюйдвестки. Его жена ведет незнакомца меж грудами затянутого паутиной хлама в комнату, что находится в глубине лавки, дверь за ними закрывается. Билл туже завязывает веревку на брюках, натягивает зюйдвестку на уши – на тот случай, если в лавку внезапно ворвется шквальный ветер, и подкрадывается к двери. До него доносятся отдельные слова: пакет, Полгейт, доставка. Потом он слышит шаги, направляющиеся к выходу. Билл спешит ретироваться за прилавок, чувствуя, как мучительно стонет под ребрами его изношенное старческое сердце. Незнакомец, покидая лавку, на прощание приподнимает шляпу и награждает Билла столь недвусмысленно злобным взглядом, что старый моряк умчался бы в море в бадье, будь у него хоть одна недырявая посудина.
* * *
Девочка не замечает, как миссис Бибби входит в мастерскую, потому что она стоит у окна.
Крышка сундука откинута. На дне лежат спутанные ремни. Сама виновата, ругает себя миссис Бибби. Не она ли, в порыве жалости, собственными руками, приоткрыла сундук, – чтоб ребенку легче дышалось, – и чуть расслабила ремни на растущей девочке?
И вот вам пожалуйста: любуйтесь на Кристабель Берик.
Стоит на свету, что сочится в низкое зарешеченное окно. Бледная, в белой ночной сорочке, как самый обычный тощий ребенок, которому грош цена в базарный день.
Миссис Бибби чувствует, как в ней всколыхнулась жалость. Наверно, это жалость. Откуда ей знать, если сердце ее черство, как мозолистая подошва? И тем не менее почему-то она готова заплакать, глядя на эти худенькие ручки и тоненькие косолапые ножки. Или на то, как девочка неуверенно поводит плечами и неуклюже покачивается, делая робкие шаги, будто напуганный цыпленок. Добавьте к этому ее полупрозрачное одеяние, странный изгиб спины, хрупкие узловатые запястья. Да, миссис Бибби могла бы плакать веки вечные, не будь она бездушной старой ведьмой.
За окном голоса – веселые, писклявые.
По другую сторону окна – Кристабель. Настороженно принюхивается, смотрит во все глаза.
Сквозь решетку просовывается детская ручонка. Ладошка медленно раскрывается. В ней – голышек.
Кристабель наклоняется, чтобы лучше рассмотреть камешек. Рука шевелится. Кристабель отшатывается. Ладошка предлагает ей взять голышек. Двумя пальцами Кристабель осторожно, осторожно берет камешек. И прижимает его к губам. Целует.
Миссис Бибби, ковыляя, ближе подходит к девочке.
Кристабель вздрагивает и на четвереньках отползает в угол, в испуге позабыв, что она умеет ходить – позабыв, что она умеет стоять и ходить, как самый обычный тощий ребенок, которому грош цена в базарный день.
Миссис Бибби ее игнорирует. Раздвигая губы в кошачьей улыбке, она подходит к окну, наклоняется.
Из-за решетки на нее смотрят три маленьких личика.
– Заходите к нам на чай, прошу вас, – ласковым медовым голосом обращается она к самой старшей девочке, которая стоит посередине. – У нас есть пирожки: сдобные, с тмином, джемом и ягодами. И с яблоками, конечно!
С минуту девочки переговариваются, затем старшая поворачивается и, подталкивая остальных, неторопливо идет ко входу в старую лавку судовых товаров.
22
Кора топает по спальне, подбирая предметы мужского туалета Брайди: нелепые бакенбарды из мехового палантина, жилет и шляпу. Брайди еще в постели: она поздно легла и не могла уснуть почти до самого утра.
Потягивая кофе, она смотрит на письма, что принесла ей Кора. Когда та выходит из комнаты, Брайди, не вставая с постели, раскуривает трубку. Предается постыдному пороку, который Кора горячо порицает. Но Брайди считает, что сегодня она заслуживает снисхождения: как-никак она пережила встречу с Гидеоном Имсом – первую с тех пор, как его отослали из страны. Ее не удивляет, что по прошествии стольких лет он все еще способен смущать ее покой. И она сомневается, что за это время он изменился в лучшую сторону.
Брайди вскрывает первое письмо. Написано оно неуверенной рукой, на бумаге кляксы (из чего можно заключить, что его автор долго копался в словарях и все такое).
Марис-Хаус
Полгейт
Восточный Сассекс
Сентябрь 1863 г.
Дорогая миссис Дивайн.
Пишу, как вы просили. А НОВОСТИ такие. Миссис Суонн заперла дом. Мертл забрал в Лондон ее дядя. Но вы ВОТ ЧТО послушайте. Миссис Суонн утверждает, что доктор отправился в БАТ. Как вам это нравится? Я молюсь, чтобы Мертл хорошо устроилась в Лондоне. ДАЙ-ТО БОГ. БЕДНОЕ ДИТЯ. Ее мать умерла при родах, а теперь еще и отец исчез. ВЫ ЕЕ ВИДЕЛИ?
Бродяжку, что вы нашли мертвой, похоронили на кладбище приходской церкви. УПОКОЙ ГОСПОДИ ЕЕ ДУШУ. Имя ее никому не известно, но, по словам полиции, они вроде бы узнали, как ее зовут. Хозяин худеет, ходит, КАК ТЕНЬ – унылый и подавленный. Мистер Пак говорит, Хозяин вообще не спит с тех пор, как его дочь похитили.
