Брайди пытливо смотрит на него.
– Вы ее знаете?
– Нет, мэм, – хмурится Вилли. – Она присылала за книгами служанку. Вот ее я никогда не забуду.
– Можешь описать эту служанку?
– Грубая такая, хромает. – Вилли сильнее морщит лоб. – Выражается.
Из кармана юбки Брайди достает книгу, что она обнаружила в детской Марис-Хауса.
– Одна из книг, что брала у вас Фанни Сквирс. Думаю, все сроки по возврату уже вышли.
– Наверняка.
Руби, догадываясь, что разговор подходит к концу, идет к двери, наблюдая за работой библиотекарей.
Брайди показывает на книгу, что лежит на столе.
– Я возьму вот эту, – шепчет она. – Запиши на меня, ладно?
Вилли берет книгу в руки.
– Никогда бы не подумал, миссис Дивайн, что вас это заинтересует. Призраки и кладбищенские воры.
Руби оглядывается через плечо.
– Выдай мне ее, пожалуйста.
Вилли переворачивает несколько страниц и фыркает от смеха.
– Потрясающе! «Любовь к призраку. Когда твой возлюбленный умер».
Брайди выхватывает у него книгу и сует ее в карман, не обращая внимания на довольное лицо Руби.
* * *
Проливной дождь, и дороги превращаются в скользкое месиво. По улицам текут потоки грязи – праздник для подметальщиков перекрестков
[62], орудующих метлами на каждом углу; беда для пешеходов, которые думают только о том, как бы устоять на ногах. Брайди идет по Нью-Оксфорд-стрит в сторону Британского музея. Руби, разумеется, рядом, шествует величаво вальяжной поступью непобедимого боксера: панталоны подтянуты, цилиндр сдвинут на затылок. Они минуют площади Рассел-сквер и Вуберн-сквер – на обеих разбиты парки. Потом – Гордон-сквер, на которой стоит общежитие медицинского колледжа и кучкуются студенты. Вот Юстон и грандиозные площади остались позади. Впереди – Сомерс-Таун, некогда район престижных домов, которые теперь заполнила самая разномастная публика.
Фанни Сквирс проживает на Сидней-стрит, в нешироком унылом неприглядном домишке, вклинившемся между двумя большими разлапистыми домами, которые похожи на грузных престарелых дам, локтями прокладывающих себе путь в омнибус. Рядом с дверью – вывеска: «Гостевой дом миссис Пич».
Войдя в дом, куда ее впустила служанка миссис Пич – нервная девочка лет двенадцати, не старше, Брайди вскоре понимает, что обшарпанный фасад дает обманчивое представление о весьма красочном интерьере. Узкая гостиная миссис Пич убрана столь же пышно, как и сама хозяйка. В углу на жердочке расположился старый цветистый попугай – птичий двойник миссис Пич. Перья его обтрепались, клюв слоится, но глаза-бусинки не потускнели.
Помимо попугая, комнату украшает весьма обширная коллекция антикварных вещиц и безделушек. Большинство помещены высоко, вне досягаемости кринолина миссис Пич – довольно объемной конструкции с массой оборок, рюшей, складок и бантиков.
Брайди садится, наблюдая, как миссис Пич силится втиснуть свой кринолин в кресло. Руби стоит в стороне, у камина, среди полок с фотографиями в серебряных рамках, фарфоровыми статуэтками животных, образцами рукоделия, часами из золоченой бронзы и расшитых флажков. Миссис Пич ненароком демонстрирует свои панталоны в рюшках, прежде чем ей удается совладать с широкой юбкой на обручах.
Руби из вежливости отводит глаза.
Из-за того, что в узкое пространство гостиной миссис Пич впихнуто невероятное обилие вещей, Брайди сидит – так уж получилось – почти нос к носу с самой хозяйкой. Со столь близкого расстояния – их разделяет не более двух шагов – Брайди видит каждую черточку лица миссис Пич, и ее восхищает мастерство и изобретательность, с коими был создан эффект сияющей кожи.
С более далекого расстояния человеку с обычным зрением было бы вполне простительно принять миссис Пич за цветущую юную, розовощекую, белозубую девушку с большими глазами. В действительности миссис Пич уже давно пережила период своего расцвета. Эффект свежести – и даже молодости – достигается с помощью всевозможных косметических средств и уловок. Кремы, пудра, румяна – все наложено на лицо умелой рукой. Искусный макияж дополняет сооружение из шиньонов и накладок у нее на голове и зубные протезы во рту.
Вблизи ее внешность производит жуткое впечатление. Брайди неприятно поражена.
Попугай потрясывает одряхлевшими крыльями и гортанно ворчит, со своей жердочки наблюдая за Брайди. Миссис Пич берет у Брайди библиотечную карточку и какое-то время рассматривает ее, чмокая шатающимися вставными зубами.
– Что ж, миссис Дивайн, – начинает она любезным голосом, припасенным специально для светских бесед (каждый слог четко проговаривается, гласные тянутся – произношение на благородный манер). – Я могу со всей ответственностью утверждать, что никакая мисс Фанни Сквирс жилье здесь не снимает.
Она медленно опускает небесно-голубые веки и трясет напудренным подбородком.
– Даже представить не могу, зачем указывать адрес моего скромного дома, если здесь не квартируешь.
– Имя вымышленное, миссис Пич, – говорит Брайди. – Принадлежит персонажу популярного романа мистера Диккенса.
– Популярные романы и вымышленные имена – это прекрасно, миссис Дивайн, но я к ним отношения не имею.
– Вы сдаете комнаты постояльцам?
Миссис Пич оскорблена.
– Это гостьи, с вашего позволения. У меня их три, и одна из гостий живет здесь не постоянно.
– Непостоянные друзья, – ни с того ни с сего вдруг обиженно вопит попугай. – Не-постоян-ные друзья!
Миссис Пич не обращает на него внимания.
– И это исключительно респектабельные дамы, как и я сама.
– Не суй свой нос, – комментирует попугай, глядя Брайди прямо в глаза, – в чужой вопрос.
Руби у камина хохочет.
– У вас проживает – или когда-нибудь проживала – респектабельная дама, называющая себя миссис Бибби?
Миссис Пич поджимает губы.
– Вряд ли я смогу ответить на ваш вопрос. При всем моем уважении, миссис Дивайн, мы с вами едва знакомы.
– Миссис Пич, – улыбается Брайди, – я провожу важное расследование: речь идет о тяжких преступлениях.
Попугай, нагнув голову, тихо присвистывает.
– Я не вправе раскрывать вам подробности дела, – продолжает Брайди, – но поверьте, вы оказали бы следствию неоценимую услугу.
Брайди ждет, давая возможность миссис Пич осмыслить ее слова. Та сохраняет невозмутимость, даже бровью не повела. Попугай, недовольно ворча, передвигается туда-сюда на жердочке.