Но, будучи гостьей воспитанной, она достает из кармана подарочек, чтобы утешить и подбодрить больную. На этот раз чернослив. До завтрака она принесла ей интересную пуговицу. А еще раньше (после того как больную искупали, смыв с нее вонючий запах) – восхитительную ленту.
Теперь эта лента украшает малышку. Голубая лента в белокурых волосах.
Воспитанная гостья вприпрыжку подбегает к каминной полке, на которой выставлены подарки. Кончиком пальца она задвигает чернослив в один ряд с остальными дарами. Поглаживает пуговицу.
Роза что-то шепчет ей на ухо.
– В чем дело, Роза? Да, ты можешь ее поцеловать – только нежно.
Кукла и гостья возвращаются к кровати.
Роза осторожно наклоняется к малышке в постели. Целует. Прикасается к ней измазанным в овсянке холодным фарфором.
– Не умирай, – советует Роза серьезным шепотом.
Воспитанная гостья закрывает глаза и молится Иисусу, который радеет за всех больных детей и тварей божьих, просит Его, чтобы он не дал умереть Кристабель.
– Аминь, – произносит Роза.
– Мы скоро опять придем, – обещает воспитанная гостья оживленным тоном, похлопывая по стеганому одеялу.
Девочка в постели даже не шелохнулась.
* * *
У нее гость. У малышки, что лежит в постели в голубой комнате. К стулу, что стоит у ее кровати, крадучись, подходит мужчина.
Он садится и приглаживает свои жиденькие светло-каштановые волосы, липнущие к его голове весьма необычной формы.
Он рассматривает девочку, что лежит в постели. Она неподвижна.
Он закуривает сигару: вспышка пламени и затем сладковатая вонь кошачьего дерьма в смеси с соломой.
Он сидит на стуле, наблюдая за девочкой. Курит.
Девочка в постели неподвижна.
* * *
У нее гость. У девочки, что лежит в постели в голубой комнате. Он пододвигает стул ближе к кровати и садится. Голубые глаза, золотистая борода с проседью.
Он наклоняется, приглаживает назад ее волосы. Касается ее щеки.
На ощупь она не сравнима ни с чем в природе. Кожа восковая, влажная, холодная – неестественно холодная.
Девочка в постели даже не шелохнулась.
Он изучает ее лицо. Закрытые скорлупки глаз. Острый выступ скулы, изогнутый, словно жабры. В чуть приоткрытых бледных губах виднеются зубки – маленькие и острые, как у щуки.
– Мы на время потеряли тебя, – произносит гость. – И об этом я очень сожалею.
Под веками вздрагивают чернильные тени зрачков.
Гость наклоняется к ее уху.
– Просыпайся, Шибел, – шепчет он. – Разве ты не хочешь увидеть море?
37
В огромном пиршественном шатре Лестера Лафкина за обедом тишина. Все взгляды обращены на маленького короля цирка, а тот не сводит глаз с Брайди, которую сопровождают служанка-великанша и Эвриала, Королева Змей. Телохранители Лафкина, чувствуя, что их хозяину грозит опасность, на шаг отступают. Лицо миссис Дивайн пылает дикой яростью. Словно, дай ей малейший шанс, она перемахнет через стол и вцепится Лафкину в горло. Лафкин сгорает от любви к ней.
Он медленно кладет на стол вилку и встает, забыв про пирог в форме лебедя, которым он лакомился.
– Миссис Дивайн, – воркующим голосом произносит Лафкин, – давайте не будем делать поспешных выводов.
– Сэр, вы – лжец, – чеканит Брайди, тыча в него пальцем, чтобы у него не оставалось сомнений в том, кого именно она обвиняет.
Пришедшие с ней женщины согласно кивают в унисон. Питон, обвившийся вокруг шеи Эвриалы, тоже ритмично качает головой.
– Откуда мне было знать, что это тот самый ребенок? Она не очень-то была похожа на ту крошку, фотографию которой вы мне показывали.
– Это была девочка с фотографии Брайди, Лестер, – поправляет его Эвриала. – Правда, немного подросшая. С этим не поспоришь.
– Не поспоришь? – багровеет Лафкин. – Вы – предательница, мадам. Я с вами разведусь. – Он поворачивается к телохранителям. – Ну просто Анна Клевская: равнодушная, с толстыми лодыжками.
Стражи участливо поддакивают.
Кора подталкивает локтем Брайди.
– Давайте потрясу его? Сразу всю правду выложит.
Лафкин испуганно вздрагивает.
– Миссис Дивайн, вышло недоразумение. Простите, если я ненароком купил вашу похищенную девочку. Я же не знал.
Стражи бубнят что-то в его поддержку. Откуда он мог знать?
– Я оказался в тяжелейшем положении. Премьера на носу, а мою главную артистку доставляют мертвой. – Он качает головой. – Да не просто мертвой, а уже в стадии разложения. Вонь такая, что башку сносит.
Несколько его придворных морщатся.
– Ее даже просто так показать было бы нельзя, – поддерживает Лафкина один из его телохранителей. – А еще эти улитки. Ужас.
– Потому он так быстро и продал ее, – добавляет другой стражник. – За бесценок.
– На кой черт им все эти подробности?! – орет на своих людей Лафкин и затем обращается к Брайди: – Пожалейте меня, мадам. Мне даже нечего показать публике в качестве гвоздя программы. У меня только и остались, что поедательница крыс, второсортный ясновидец да мальчик с лишним пальцем на ноге.
– Есть еще пингвины, сэр, – напоминает ему один из телохранителей. – Они очень забавны.
Лафкин возводит глаза к потолку.
– Вас, Лафкин, с крючка никто не снимал, – грозит ему Брайди. – Я собираю информацию о ваших делишках.
Кора с Эвриалой обмениваются улыбками.
Лафкин кивает, прекрасно поняв ее намек.
– Что вы от меня хотите?
– Назовите имя коллекционера, которому вы продали тело ребенка.
– Сделка проводилась на условиях полной анонимности, миссис Дивайн. Никаких фамилий не называли.
– В таком случае мне придется навестить инспектора Роуза.
– Это был тип с большой головой и мерзкой ухмылкой, не очень высок ростом, – сообщает Лафкин.
– Кемп?
– Как скажете. – Он приспускает веки и, глядя на нее со страстным выражением на лице, добавляет: – Отобедаете со мной, Брайди Дивайн?
Брайди Дивайн награждает Лестера Лафкина полным презрения взглядом и решительным шагом покидает его шатер.
Придворные прячут усмешки.
Сердце Лафкина испепеляет жар любви.
38
Подобного дождя Лондон еще не видел. Улицы затапливают вонючие пенящиеся потоки, словно Господь выплеснул на город грязные помои после кипячения сатанинского исподнего.
