– …не хотят слишком близко подходить к краю…
– …тридцать секунд от заднего входа до ступеней…
– …двое из вас впереди, трое сзади.
Я засунул голову внутрь, ожидая, что меня выставит охранник, но маленькая группа внутри была очень занята и не заметила меня. На деревянной платформе стоял начальник тюрьмы Койн вместе с шестью надзирателями. Один из них был чуть ниже остальных, на нем были наручники, ножные кандалы и цепь на поясе. Всем своим весом он наваливался на других охранников.
Сама виселица представляла собой массивную металлическую стойку с поперечной балкой, укрепленной на платформе, снабженной двойным люком. Под люком находилось открытое пространство, в котором можно будет увидеть падение тела. Справа и слева от виселицы были небольшие помещения с односторонним зеркалом для наблюдения, то есть можно было выглянуть наружу, но никто не мог заглянуть внутрь. За виселицей был уступ и две белые шторки вдоль всего шатра: одна над виселицей, другая ниже ее. Я смотрел, как два охранника затащили более мелкого на платформу виселицы перед открытой занавеской.
Начальник тюрьмы Койн нажал кнопку на своем секундомере.
– И… выключаю, – сказал он. – Итого семь минут пятьдесят восемь секунд. Отлично сделано! – Койн указал жестом на стену. – Эти красные телефоны – прямая линия с кабинетом губернатора и генеральным прокурором. По ним будет звонить комиссар Департамента исправительных учреждений, чтобы удостовериться, что в последнюю минуту казнь не была отсрочена. В таком случае он поднимется на платформу и объявит это. Когда он уйдет, поднимусь я и прочту распоряжение о приведении в исполнение приговора к смертной казни, потом спрошу заключенного, будет ли он говорить последнее слово. Как только он закончит, я спущусь с платформы. В тот момент, когда я пересеку желтую ленту, верхняя шторка задернется, и тогда вы двое займетесь заключенным. Сейчас я не собираюсь задергивать эту шторку, а вы потренируйтесь.
На голову невысокого офицера надели белый капюшон и накинули ему на шею петлю. Петля была из грубой веревки, обернутой кожей, – не петля палача, а пропущенная через латунное ушко веревка.
– Высота падения у нас семь футов семь дюймов, – пояснил Койн, когда они закончили подготовку. – Это стандартная цифра для человека весом сто двадцать шесть фунтов. Сверху размещен натяжной кронштейн. По этой золотистой риске его следует выровнять с помощью болта с проушиной. Во время фактического события вы трое – Хьюз, Хатчинс и Гринуолд – будете находиться в камере справа. Вы придете туда за несколько часов до казни, чтобы вас не увидели входящими в шатер. Перед каждым из вас будет кнопка. Как только я окажусь на пульте управления и закрою дверь, вы нажмете на эти кнопки. Только одна из трех по электромагнитной схеме разблокирует люк виселицы, две другие фиктивные. Подключение кнопки случайным образом выбирается компьютером.
Вмешался один из офицеров:
– А если заключенный не может встать?
– Если он не может идти, его пристегнут ремнями к носилкам и привезут на каталке.
Они продолжали говорить «заключенный», словно не знали, кого собираются казнить через сутки. Я понимал, что они не произносят имени Шэя, потому что ни у одного не хватает на это смелости. Ведь это сделало бы их ответственными за убийство – то самое преступление, за которое они вешали человека.
Начальник тюрьмы Койн повернулся к другой камере:
– Как вам эта работа?
Открылась дверь, и вошел еще один мужчина. Он положил руку на плечо фиктивного заключенного.
– Прошу прощения, – сказал он, и я узнал его по первым же словам.
Это был тот британец, которого я застал в квартире Мэгги, когда вломился к ней, чтобы сообщить о невиновности Шэя. Его звали Галлахер. Он взялся за петлю и поправил ее на шее «преступника», затянув узел прямо под его левым ухом.
– Видите, куда я заправил веревку? Постарайтесь, чтобы она была здесь, а не у основания черепа. Усилие при падении в сочетании с расположением узла приводит к перелому шейных позвонков и отключению спинного мозга.
Начальник тюрьмы вновь обратился к своим подчиненным:
– Суд предписывает нам зафиксировать смерть мозга на основании расчетного падения и факта остановки дыхания заключенного. По сигналу врача нижние шторки также задергиваются, и тело немедленно освобождается из петли. Важно помнить, что наша работа не заканчивается падением тела. – Он повернулся к врачу. – А потом?
– Для защиты сердца и других органов мы его интубируем. После этого я проведу перфузию мозга для подтверждения смерти мозга, и мы заберем тело из тюрьмы.
– После того как группа следователей по уголовным делам подтвердит факт казни, тело будет направлено к судмедэкспертам. Их белый микроавтобус без опознавательных знаков будет стоять за шатром, – пояснил начальник тюрьмы. – Они доставят тело в больницу.
Я заметил, что начальник тюрьмы тоже не произнес вслух фамилию врача.
– Остальные посетители выйдут через передний вход шатра, – сообщил Койн, указывая на откидной полог и впервые заметив меня.
Все находящиеся на помосте виселицы люди уставились на меня. Я встретился взглядом с Кристианом Галлахером, и тот незаметно кивнул. Начальник тюрьмы прищурился и, узнав меня, вздохнул:
– Я не могу впустить вас сюда, отец.
Не дожидаясь, пока меня выведут охранники, я выскользнул из шатра и вернулся в здание, где Шэй и сейчас ждал своей смерти.
В ту ночь Шэя перевели в шатер для казни. Там соорудили отдельную камеру, находящуюся под постоянным наблюдением. Поначалу казалось, что это обычная камера, но через два часа его пребывания в ней температура начала стремительно понижаться. Шэй все время дрожал, хотя был укрыт кипой одеял.
– Термометр показывает шестьдесят шесть градусов
[24], – сказал охранник, щелкнув по нему пальцами. – Май на дворе, елки-палки.
– И вы чувствуете, что сейчас шестьдесят шесть градусов? – спросил я.
У меня онемели пальцы на ногах. С нижней перекладины моего табурета свисала сосулька.
– Можно принести обогреватель? Еще одно одеяло?
Температура продолжала падать. Я надел куртку и застегнул доверху на молнию. Тело Шэя сотрясала дрожь, губы посинели. Металлическая дверь камеры покрылась затейливыми узорами изморози.
– Вне здания на десять градусов теплее, – заметил офицер. – Ничего не понимаю. – Он дул себе на руки, в воздухе повисло облачко пара от его дыхания. – Я могу вызвать техпомощь.
– Пропустите меня в камеру, – попросил я.
Охранник с удивлением уставился на меня:
– Не могу.
– Почему? Меня дважды обыскивали. Рядом со мной нет других заключенных. И здесь находитесь вы. Это все равно что встречаться в комнате переговоров, разве нет?
