Как Агасфер и планировал, начал он с садика. Все скамейки – и целые, и поломанные – он стащил в один угол, под широкий навес. Одолжив у Тимофея подсобный инструмент, разобрал их, тщательно выискивая не только сломанные или треснувшие брусья, но и потемневшие пятна, обещавшие через какое-то время превратиться в гнилое место. Целые строгал и укладывал слоями на сушку, в тенистое место, под легкий сквознячок.
Отлитые из чугуна фигурные боковины, несмотря на крепость материала, тоже частично пострадали от времени. Где завитушка отломилась, где фигурная ножка отлетела от грубого волочения, ударившись о каменный поребрик садовых дорожек. Архипов только пожал плечами, когда Агасфер спросил у него разрешения заказать новые отливки вместо тех, которые починить было уже нельзя.
– Надо найти самую ровную, поправить ее рашпилем, отшлифовать и отвезти на Западную верфь. Но скажите, ради бога, зачем вы тратите на эту ерунду свое время? У меня по субботам половина мастеровых ребят бездельничает. И каждый из них управляется со слесарными инструментами, извините, вдвое быстрее вас… Впрочем, дело ваше!
Покончив со скамейками, Агасфер взялся за деревья и кусты. Старые и с множеством сухих и обломанных ветвей он безжалостно спиливал и вырубал, используя для последнего специальный протез с держателями для пилы и топорика, сделанный еще монахами-паулинами. Архипов и его слесари-помощники побросали работу и сгрудились у окон мастерской, с восхищением наблюдая за ловкими действиями калеки.
После уборки сухостоя пришла пора посадки, но здесь без предварительной подготовки было не обойтись. Нужны были землекопы и сам посадочный материал. И Агасфер с сожалением ограничился лишь разметкой.
На этом нынешние садовые работы были завершены. Полежав в огромной фаянсовой ванне и смыв грязь, Агасфер решил не дожидаться обеда, наскоро перекусил сооруженными с помощью Кузьмы бутербродами, оделся в статское и выскользнул из дома.
Погожий сентябрьский денек дышал сыростью и привычной петербургской прохладой, и Агасфер бездумно зашагал по улицам, радуясь отсутствию традиционной мороси. Через некоторое время он вспомнил об «игре», предложенной Лавровым и решил: играть так играть!
Прохожих на улицах было немного, и каждый казался занятым только собой и своими делами. Как же вычислить идущего следом топтуна? Агасфер, подумав, несколько раз перешел с одной стороны улицы на другую, озабоченно поглядывая на таблички с номерами домов.
Эта уловка ни к чему не привела: никто из пешеходов не бросался стремглав вслед за ним. Может, Лавров просто пошутил?
Тогда он интуитивно попробовал другой ход: круто развернулся, словно забыл что-то, и торопливо пошел в обратном направлении, стараясь запомнить лица и одежду встречных пешеходов. Пройдя половину квартала, Агасфер остановился у витрины книжной лавки и, постояв немного, вошел внутрь.
В лавке царил полумрак, и Агасфер, взяв с полки первую попавшуюся книгу, стал ее неторопливо листать, повернувшись к стеклянной двери.
Ага, есть! Невысокий полный мужчина в расстегнутом сюртуке, стоптанных ботинках и шляпе под «тироль» тоже остановился перед витриной. Постояв, сдвинулся вбок и исчез из вида.
– Вы ищете что-то определенное, господин? – поинтересовался лавочник.
– Нет, спасибо… – Поставив книгу на место, Агасфер вышел из лавки и сразу же заметил полного мужчину в тирольской шляпе: прислонившись к фонарному столбу, он якобы с интересом изучал сложенную пополам газету.
Не слишком хитра наука, усмехнулся Агасфер, проходя мимо топтуна.
Пройдя еще с полквартала, он нырнул в высокую дверь доходного дома. В таких домах обычно бывает второй выход – во двор или переулок. Есть! Агасфер бегом проскочил подъезд и вышел действительно в переулок. Добежал до угла, завернул за него и сразу остановился, делая вид, что поправляет шнурки.
Через несколько минут раздался громкий топот, и из переулка вылетел давешний толстяк с газетой в руке. Заметив улыбающегося Агасфера, он досадливо прикусил нижнюю губу и с независимым видом проследовал мимо.
Агасфер, не обращая более на толстяка внимания, двинулся дальше. Он еще с утра задумал нанести визит Анастасии Стекловой. Идти, судя по вывескам и номерам домов, было далековато. Толстяк, вытирая пот со лба и не слишком маскируясь, по-прежнему шел за ним.
Наконец-то! За очередным углом дремал в своем экипаже извозчик. Дремала и кляча, низко свесив длинную морду.
– Эй, борода, – окликнул ваньку Агасфер, забираясь в экипаж, – прокатишь с ветерком – полтинник, считай, заработал!
Извозчик мигом очнулся от дремы, зачмокал губами, хлопая вожжами своего одра по его костлявым бокам.
– Да просыпайся ты, дохлятина! – нетерпеливо прикрикнул Агасфер. Выхватив из рук ваньки кнут, он несильно хлестнул по лошадиному крупу.
Непривычная к такому обращению, «дохлятина» фыркнула и побежала, как показалось Агасферу, какой-то «собачьей иноходью».
– Эт-то ты напрасно, барин! – укорил ванька. – У моей животины от такого обращения с перепугу медвежья болесть исделаться вполне может! Куды едем-то?
Седок назвал адрес и прибавил:
– Только по дороге, сделай милость, в цветочную, да в мясную лавку заскочить требуется! Есть тут такие в вашем околотке?
– Как не быть! Торговлишка, она везде наличествует, – отозвался ванька. – Торговля – это тебе, барин, не извоз! Только с торговлишки и жить можно!
Он всю дорогу жаловался на дороговизну овса, на гнилое сено, которое хозяин заставляет покупать только у своего поставщика, на поборы того же хозяина и городовых, от коих не продохнуть.
У знакомого дома с балкончиком ванька остановил бредущую словно во сне лошаденку, снял шапку:
– Приехали, барин! Нешто и вправду полтинник дашь? – робко поинтересовался он. – Не пошутковал над стариком?
– Как сказал, так и будет, борода! – Агасфер забрал из экипажа букетик хризантем, перевязанный кулек из мясной лавки и бросил ваньке новенькую блестящую монету.
Торопливо пряча заработок в недра драной шапки, ванька поклонился:
– Спасибо, барин! Оченно мы с Маруськой – ну, кобылой моей – благодарствуем! Может, подождать тебя требуется?
– Нет, поезжай! – Агасфер повернулся и заметил мрачного вида дворника – как его? Семен, что ли? – тот, опершись на метлу, с негодованием наблюдал, как лошаденка, свернув набок облезлый хвост, основательно и с шумом облегчилась прямо перед подъездом. Такого безобразия дворник, конечно, стерпеть не мог и, взяв метлу наизготовку, шагнул к попятившемуся ваньке.
– Ты чего свою скотину пор-р-распустил, старый огрызок? Я для того, что ли, скребу улицу цельный день, чтобы всякая дохлятина тут мусорила?! И как в ее утробе этакая куча поместилась-то, а? Вот заставлю сейчас тебя самого убирать.
– Животная, она такая! – ванька заторопился уехать от греха подальше, пока самого поперек спины метлой не «огладили». – Ей что дорога проезжая, что церковный двор.
