2 сентября пришли в Гамбург. Пароход встал на рейд у входа в Эльбу. Наказав Власкову смотреть в оба, Кунцевич отправился в российское представительство.
Барон фон Коттен, русский вице-консул, исправляющий должность управляющего императорской миссии, хотел поместить арестованного непосредственно в здании посольства, но немцы этого сделать не разрешили. Бывший корнет был отправлен в городскую тюрьму. Там его проверили по немецким криминальным учетам, и оказалось, что его ищут не только российские власти, но и полиция города Бремена, где в 1900 году «граф» по подложному чеку получил в одном из банков большую сумму денег.
После довольно длительной переписки гамбургские власти приняли решение не отдавать Савина русским, а этапировать в Бремен.
Бывший корнет выиграл несостоявшийся спор.
Власков поехал в Петербург, а Кунцевич, испросив телеграммой разрешения догулять отпуск, отправился в Ниццу.
Глава 11
«И весь этот гигантский доход получается за счет человеческой глупости! Если припомнить, что в рулетке, когда шарик останавливается на пуле, выигрывает банк, то всякому станет ясно, что одно это условие, помимо всего иного прочего, дает банку, т. е. рулетке, колоссальное преимущество. Это преимущество математикой оценивается как 31 процент на всякой ставке. Другими словами, через каждые 30 игр, даже если шансы выигрыша и проигрыша поделились поровну, рулетка неминуемо всосет в себя весь капитал, который воюет с нею. Игроки не хотят дать себе отчета именно в этом обстоятельстве. И малейший случайный выигрыш вызывает нелепейшую иллюзию. Совершенно точно, математически, можно доказать, что в рулетке выигрыш невозможен, что в выигрыше может, в конце концов, остаться лишь рулетка, но люди, понимая это, продолжают давать себя стричь самым возмутительным способом».
(В. В. Святловский. Ривьера. СПб., 1899.)
Себиль уже знал о прекращении официального следствия, поэтому серьезной помощи Кунцевичу оказать не смог – выдал только рекомендательное письмо в полицию Ниццы. Но и этого вполне хватило. Лазуробережные стражи порядка приняли российского сыщика вполне радушно и быстро установили гостиницу, в которой прописался герр Гесслер-Гуттентаг. Это был перворазрядный отель «Beau Rivage», находившийся в самом центре города, на набережной. Номера с арранжманом
[12] стоили в нем по 15 франков в сутки.
Мечислав Николаевич долго ждать не стал и сразу же отправился в гостиницу.
Отвергнув предложение занять номер, он сообщил портье, что ожидает приятеля, устроился в холле и стал наблюдать, делая вид, что читает газету. Сегодня он решил провести рекогносцировку, походить осторожно за немцем и по результатам слежки решить, что делать дальше. Гуттентаг спустился вниз минут через сорок.
– Месье не забыл о нашем утреннем разговоре? – холодно обратился к нему портье.
– Не забыль, не забыль. – Георг говорил с сильным немецким акцентом. – Я буду платить, на следующей недель, я получай деньги и платить.
– Никакой следующей недели, месье. Хозяин уже не верит вашим обещаниям. Если до послезавтра вы не заплатите, мы будем вынуждены обратиться в полицию.
– Я платить, платить! – раздраженно крикнул немец и поспешил покинуть отель.
Мечислав Николаевич сложил газету и последовал за ним. «Да, похоже, что месье поиздержался. – В голове коллежского секретаря пронесся целый вихрь мыслей. – Или пан, или пропал. Некогда мне с ним рассусоливать, отпуск на исходе, да и деньги тоже. Была не была», – решил Кунцевич и догнал Гуттентага.
– Месье! Постойте, месье! – Мечислав Николаевич обратился к нему по-русски.
– Что? Ви кто? – ответил Гуттентаг на своем ломаном французском.
– Прошу прощения, герр Гесслер. Вам поклон от его превосходительства генерала Давыдова. – Коллежский секретарь языка общения не изменил.
Немец подозрительно уставился на сыщика.
– Ви кто? – опять спросил он.
– Я – Мечислав Николаевич Кунцевич, доверенное лицо господина шталмейстера. Приехал к вам с очередным поручением.
– Как ви меня нашель?
– О чем вы! Для нас это не составило никакого труда. Где мы можем поговорить?
– Тавайте ходить в парк, там нет много уши. – Немец наконец-то перешел на великий и могучий, на котором говорил еще хуже, чем на французском.
– С удовольствием.
Они сели на лавочку, окруженную со всех сторон розовыми кустами. Мечислав Николаевич начертил тростью кружок на песке дорожки и повернулся к Гуттентагу:
– Я не буду тянуть кота за хвост, а сразу сообщу о сути своего поручения. У его превосходительства возникла необходимость как можно скорее предъявить публике тело сына. Вы должны показать мне место, где оно лежит.
– Что? – Немец уставился на Кунцевича широко открытыми глазами.
– Повторю еще раз: шталмейстеру нужно предъявить властям тело Ильи Давыдова.
Гуттентаг испуганно замотал головой, замахал руками и вскочил со скамейки:
– Нет, нет, я не знай, я нищево не знай!
– Подождите, подождите, герр Гесслер, не кипятитесь. – Кунцевич тоже встал, схватил немца за плечи и усадил на лавочку. – Успокойтесь. Успокойтесь и послушайте меня внимательно, я вам сейчас все объясню. Дело в том, что у покойника была тетушка-миллионщица, которая завещала ему все свое состояние. Она жила далеко, в Северо-Американских Штатах, и о ее смерти, случившейся год назад, ни Илья, ни его папаша ничего не знали. Господин шталмейстер узнал об этом всего пару недель назад. Илья был наследником тетки, его превосходительство – наследник своего сына. Теперь вы поняли? Ну, соображайте быстрее, вы же юрист!
– Übergang des Erbrechts, трансмишин
[13], я понимать. – Гуттентаг закивал.
– Это замечательно. Так вот, пока не доказано, что Илья умер, его отец наследства получить не может – ведь тетушка завещала свои миллионы не Василию Ильичу, а Илье Васильевичу.
– Да, да, я понимай, трансмишин… Но как… – Глаза у лже-Гесслера стали размером с чайные блюдца.
– Мы все устроим, – махнул рукой Кунцевич, – речь идет о таких больших деньгах, что мы сможем получить любое медицинское заключение. Доктор напишет, что Илья умер от удара.
– Но он и умер от удар, – прошептал немец.
