– Ну что, довольны? – спросил шталмейстер, вставая. – А вы знаете, я и себе этим рассказом душу облегчил, будто и впрямь исповедался. Ну, пора и честь знать, не смею больше навязывать вам свое общество.
Сказав это, Давыдов протянул Кунцевичу руку. Тот вытащил из-под одеяла свою и неожиданно крепко ответил на рукопожатие. В глазах генерала промелькнула тревога. В это время двери стоявшего в комнате шкафа распахнулись, и оттуда вывалился краснолицый господин в жилетке и рубашке с засученными рукавами. Вслед за ним из шкафа вышел еще один полуодетый субъект, державший в руке карандаш и блокнот.
– Однако я щуть не умер от недостаток фоздух, – сказал он, убирая карандаш в карман жилета.
– Вы все слышали, господа? – спросил Кунцевич, садясь на кровати.
– Все было прекрасно слышно, ваша затея со стетоскопом полностью себя оправдала, – ответил поднявшийся с пола краснолицый, демонстрируя докторскую слуховую трубку.
Кунцевич меж тем тоже встал.
– Разрешите я представлю вам этих господ, ваше превосходительство. Тот, что выпал из шкафа первым, – репортер столичной «Петербургской газеты», господин Чижиков. Второй – месье Доро, представитель парижской «La Croix». Вы исповедовались в присутствии трех свидетелей. Надо ли говорить, что я абсолютно здоров и покушение на меня было инсценировкой, частью расставленной вам ловушки. За десять лет сыскной службы я нажил много врагов, но приобрел не меньшее количество друзей, которые помогли вывести вас на чистую воду. Итак. Я – должностное лицо полиции, двое других присутствующих в этой комнате господ – представители свободной прессы. И если на нас с господином Чижиковым вы еще каким-то образом можете надавить, то господин Доро вне вашей власти.
– Я сегодня же буду передавать матерьяль в мой журналь, – с достоинством произнес француз.
Генерал молчал, сжав кулаки и поигрывая желваками.
– Я арестован? – спросил он.
– Нет, – сказал Кунцевич. – Арестовывать я вас не имею права – убийство совершено на территории Франции, а власти Республики не присылали нам никакого официального запроса. Что касается кражи, то, как вам известно, дело прекращено по заявлению потерпевшей.
– Тогда к чему весь этот спектакль? – побагровел шталмейстер.
– Я просто хотел воззвать к вашей совести. Да и общество должно узнать, какие-такие бывают шталмейстеры. Впрочем, последнее необязательно.
– Деньги? – спросил Давыдов с явным облегчением.
– Ага, видал я денег от вашей семейки! Все свои сбережения на вас извел.
– Я компенсирую.
– Заманчиво, но нет, не могу-с. Коли с вас сейчас мзду возьму, то потом спать плохо буду.
– Так чего же вы хотите?
– Я, как и вы, дворянин, ваше превосходительство. А у нашего сословия издавна существует выход из подобного положения… Ну а про покойника, как известно, или хорошо, или ничего.
Давыдов молча посмотрел на Кунцевича и вышел, хлопнув дверью.
– Постой, ты что, обещал ему ничего не публиковать, если он застрелится? – спросил Чижиков. – Это что ж, все мои труды – коту под хвост? Зачем я тогда столько времени в шкафу просидел? Я до сих пор до конца разогнуться не могу! Нет, Мечислав Николаевич, уволь, я от такого репортажа отказываться не намерен!
– Можно подумать, твой редактор опубликовал бы этот репортаж. Не смеши меня, Витюша.
– Но…
– Никаких «но». Ты со мной хочешь дальше работать? Если да, то в случае смерти его превосходительства должен обо всем, что сегодня услышал, забыть.
– Да, но месье Гуттентаг его полностью изобличает! И об этом пишут все европейские газеты! – подал реплику француз, который вдруг стал говорить по-русски безо всякого акцента.
– Что за дело русскому генералу до европейских газет и слов какого-то пруссака? – усмехнулся Кунцевич. – Мало ли о чем они врут, стремясь дискредитировать русского офицера? А вот собственное чистосердечное признание, да еще в присутствии иностранного журналиста – дело совсем другое! Поэтому и ты, Савелий, – обратился Кунцевич к французу, – должен будешь обо всем забыть.
– Да, но мой долг журналиста! – возмутился человек со столь необычным для француза именем.
– Сава! Не зли меня! Да и себя побереги. Ты хоть и для французской газеты пишешь, а подданство пока не поменял, так что добраться до тебя им, – здесь Кунцевич поднял глаза вверх, – будет несложно.
Вечером этого же дня Давыдов застрелился. О его признании так больше никто и не узнал.
Кунцевич пошел на поправку и через три недели уже вышел на службу. Покушавшегося на него так и не нашли. Чулицкий пытался было задавать по этому поводу своему подчиненному разные каверзные вопросы, но после разговора с представителем Императорской Главной квартиры быстро успокоился.
Белое золото
«В настоящее время усилился и пустил глубокие корни особый род преступных злодеяний, мелких и крупных, называемых хулиганством.
Распущенность хулиганов не имеет границ: они разрушают ограды, заборы, ломают на кладбищах кресты, истребляют сады и огороды, особую свирепость проявляют над животными, которых истязают и убивают.
Вместе с тем не дают пощады и людям, проявляя против них особую злобность, а нередко и надругательство: людей избивают, а иногда зверски умерщвляют.
Пьянство, разврат и дикий разгул – их жизненная сфера.
Недавно шайка хулиганов человек в тридцать напала – трудно поверить – на пожарную часть на Петербургской стороне. Серьезно ранили нескольких служителей и пытались разбить ворота пожарного двора. Пришлось служащим отстреливаться и просить градоначальника о принятии мер против таких безобразий.
Чуть ли не ежедневно в городские больницы привозят по нескольку человек с колотыми и резаными ранами, нанесенными хулиганами.
Все это происходит в столице Российского государства».
(Из газет.)
Глава 1
Труп на Петербургской стороне
Пролетка свернула с Большого проспекта на Гатчинскую и, миновав несколько домов, остановилась. Кунцевич расплатился с извозчиком и вошел в услужливо распахнутую дворником калитку. Рядом уже семенил местный сыскной надзиратель.
– Мужчина, лет сорока, два ножевых – в бок и по горлу. Ни денег, ни часов, ни документов. Апаши
[18], ваше высокоблагородие, чтоб им пусто было!
– Убитого дворник нашел?
– Да-с. В половине шестого.
– Здешний жилец?
– Нет, дворник его не узнал.
– А как же он мимо него прошмыгнул?
