– Смотри, смотри, вертолет!
Никто из них не заметил, как из вертолета выпал черный цилиндр. Мать с сыном сделали еще несколько шагов по шуршащим тополиным листьям, устилавшим мостовую, когда цилиндр, рухнув с высоты в тысячу метров, ударился о землю рядом с автобусной остановкой у северного выхода железнодорожной станции. Цилиндр разлетелся на части, равно как и виниловая капсула внутри него. Взрывчатая смесь мгновенно распространилась по всему Чофу. Спустя несколько секунд в банке из-под сигарет сработал взрыватель. Произошла даже не вспышка, как при обычном взрыве, а возгорание самой атмосферы. Томияма Мидори вместе с сыном и со всеми, кто находился в тот момент на улице, мгновенно сгорели заживо.
Так как Сузуки Мидори имела обыкновение проветривать футон на веранде, а ее квартира располагалась на окраине Чофу, где возгорание атмосферы было не таким мощным, смерть ее оказалась более мучительной.
Сузуки Мидори недавно пристрастилась к музыке Моцарта, и в этот день она приобрела диск с фортепианными концертами № 22 и № 23. Поставив диск на воспроизведение, она сделала себе спагетти, а заметив, что на улице ясно, решила вывесить проветрить футон.
Каждая нота в исполнении Владимира Ашкенази напоминала рукотворный сверкающий бриллиант. Казалось, музыка проникает в самое тело и пробирает до костей. Сузуки Мидори никак не могла понять, отчего стала настолько глубоко ощущать музыку Моцарта. Впрочем, ответ был очевиден: причина заключалась в происшествии на пляже Атами. Чувство превосходства, которое она испытывала, обладая таким секретом, о котором никто не догадывался и даже не мог себе вообразить, и стало той ниточкой, что связывала ее с чувственной музыкой великого композитора.
«Пока не завоюешь самоуважение, никогда не постигнешь красоту музыки Моцарта», – думала Сузуки Мидори, развешивая футон на проволоке. Она увлеченно внимала адажио во второй части, когда ноздри уловили какой-то странный запах. В следующую секунду все поле ее зрения было охвачено огнем. Ударная волна не докатилась до окраин города, но взрыв выжег весь кислород приблизительно за одну десятую доли секунды. Сузуки Мидори вцепилась ногтями в грудь, а лицо ее превратилось в жуткую маску. Моцарт совсем пропал в диком реве, что вырвался из глотки несчастной. Из-под изломанных ногтей и царапин на груди брызнула кровь. Сузуки Мидори упала замертво у себя на веранде прямо на собственный футон.
Юная студентка с несимметричным лицом дожидалась начала лекции по детской психологии в главной аудитории колледжа. Она никак не могла взять в толк, отчего в переполненном помещении никто не садится на свободные места с ней рядом. Ее огорчало, что причина может заключаться в ее уродливом лице, о чем ей постоянно твердил в детстве брат, и то же самое сказал менеджер в «МОС-бургере», куда она недавно пыталась устроиться на подработку. Чтобы хоть как-то избавиться от одиночества, она решила вызвать кого-нибудь из знакомых призраков, чтобы поболтать с ним. Первым всегда появлялся дух Сугиоки, и нынешний раз тоже не стал исключением. Но когда призрак материализовался из окружавшего его тумана, стало ясно, что он изменился и выглядит уже не столь печальным и робким. Сугиока ухмылялся.
– Вы все умрете! – заявил он.
«О чем ты? Ну-ка прекрати грубить, иначе я больше никогда не покажу тебе сиськи!» – хотела было сказать ему юная студентка, но тут огромная аудитория взлетела на воздух.
– Получи! – заржал дух Сугиоки.
Юная студентка отлично поняла, что мертва, и испытала смешанное чувство сожаления и облегчения. Ведь ее страшное лицо исчезло навсегда.
Такеучи Мидори как раз находилась в своей машине на парковке возле супермаркета «Ито Йокадо». Ей и еще нескольким домохозяйкам, оказавшимся в автомобилях, удалось выжить при взрыве. Сначала Такеучи Мидори подумала, что началось землетрясение или ядерная война. Она сидела в машине минут пять, закрыв все окна, и только потом отважилась взобраться на образовавшуюся из кирпичей насыпь. Перед ее взором открылся странный вид. Город лежал в руинах. От обугленных автомобилей поднимались вьющиеся клубы дыма. Повсюду, насколько хватало глаз, лежали обгоревшие тела людей.
* * *
Взрывная волна так наподдала Нобуэ и Исихаре под зад, что те даже перестали смеяться. Пилот, двойник Сугиоки, едва удержал машину в воздухе, но со страху намочил штаны. Губы у него стали совсем белыми, а в голове метались разрозненные мысли: «Кто эти двое? Что здесь произошло? Что скажет начальство, когда мы вернемся на аэродром? А ведь мне пришлось столько вытерпеть от того урода из вооруженных сил, пока я получал лицензию на управление вертолетом!»
Пилот заплакал. Нобуэ сказал ему:
– Просто высади нас где-нибудь в горах, где нет людей.
Пилот кивнул, вежливо произнес: «Слушаюсь», и вертолет, сменив курс, полетел в сторону Титибу.
Сели они на заснеженной пустой дороге в горах Титибу. Нобуэ и Исихара крикнули пилоту: «Пока!» – и побрели прочь.
– Подождите минуту! – заорал вдруг пилот и бросился вдогонку. – Я не могу теперь вернуться на работу! Меня же там наверняка к стенке поставят!
* * *
Потом они стояли втроем в туалете и одновременно справляли нужду. Затем напились обжигающего кофе из автомата.
– Да ты не волнуйся, – сказал пилоту Нобуэ. – При таких масштабах разрушений раньше недели они даже и не начнут искать виновников. Мотива нет, а у вас в конторе я написал вымышленный адрес в Ниигате. Так что скорее всего власти решат, что взрыв устроили ультраправые русские или еще кто-нибудь в этом роде.
– Кто вы такие, парни? – спрашивал пилот со смесью страха и уважения, следуя за друзьями вниз.
– А никто не знает, – ответил ему Исихара. – Нас всю жизнь не замечали, не заметят и теперь.
Нобуэ гадал, выжила ли девушка с потрясающей фигурой. «Скорее всего, нет, – думал он. – Хотя вот такие, как она, достойны того, чтобы жить».
В душе у него на мгновение шевельнулось нечто вроде чувства вины.
Исихара стал напевать «Мы встретимся снова», потому что внутри у него буквально кипела жизненная сила. Нобуэ стал подтягивать, но пилот был слишком юн, чтобы знать эту песню.
«Надо его научить, – подумал Исихара. – Пусть четверо из нас мертвы, но теперь мы уже нашли новенького… а сколько их еще таких будет? Глядишь, месяца через два-три можно устроить новый караоке-концерт…»
И у него стало так хорошо на душе, что он расплылся в своей фирменной улыбке.
