Все эти три часа Анна рассказывала Эрику о фриулах, вернее, о фриульской аристократии. В раннем детстве и потом еще раз в юности Анна побывала на Гёрзе и неплохо помнила подробности этих своих визитов в княжество Гориц. Бывали фриульцы и в доме ее отца в Эгерланде. Так что ей нашлось, о чем рассказать. Гораздо меньше она знала о Сибири. Сибиряков она ни разу, кажется, не встречала, но была наслышана о них от своих кузенов и кузин с Гёрза. В любом случае для Эрика все это было внове, ведь сейчас он читал не сухую разведсводку, а слушал рассказ участницы событий, полный живых деталей и весьма колоритных подробностей, каких не найдешь ни в одном даже самом лучшем отчете. Поэтому, наверное, Эрика не удивила помпезность и некоторая нарочитая вычурность оказанного им приема. Князья Горицкие славились своей дотошностью к знакам власти и любовью к этикету.
Из челнока гости выходили на вымощенную каменными плитами площадку и сразу же попадали в коридор, образованный гвардейцами и молодыми статскими чиновниками: красные с золотом гвардейские мундиры и светло-синие с золотом парадные мундиры гражданских чиновников. По этому живому коридору под удивительно ясным звездным небом члены миссии прошли во дворец. Сейчас они шли, построившись согласно табели о рангах, с некоторыми исключениями, диктуемыми простой логикой. Первым шел граф Клингер с сопровождавшей его сотрудницей политической разведки баронессой Львовой, за ними адмирал Север с одетой в гражданское кавторангом Маркс, ну, а вслед за ними княгиня Эгерланд с сопровождающим ее Эриком Минцем.
Внутри просторного холла, куда они попали с улицы, гостей ждали удобные кресла, вежливые слуги и теплое питье. Эрику всех дел было снять реглан и фуражку — в Горице по этикету офицеры не входили в гражданские жилые помещения в головных уборах, — другое дело Анна. Ей надо было не только снять с себя шубу и шапку, но и переодеть обувь и поправить прическу и косметику, в чем ей тут же взялись помогать две услужливые горничные. Эрик в это время стоял в сторонке у буфетной стойки, пил маленькими глотками горячий глинтвейн и курил. Последнее не столько из-за страсти к табаку, сколько из необходимости чем-нибудь себя занять. Не стоять же с каменным лицом, рассматривая ливрейных слуг и переодевающихся гостей. Но, слава богу, надолго ожидание не затянулось, и вскоре в сопровождении дворцовых чинов члены миссии отправились в тронный зал, чтобы представиться ее великокняжескому высочеству правящей княгине Горицкой Теодоре.
По дороге Эрик обратил внимание на роскошь интерьеров и на огромное количество произведений искусства — картин, статуй, ваз, — украшавших помещения, через которые они проходили. Нельзя сказать, что все это было безвкусно или некрасиво, отнюдь нет. Но на взгляд Эрика, всего ЭТОГО было слишком много. Слишком много зеркал и кованой бронзы, золота, инкрустаций и росписей, гобеленов и предметов мебели, сделанных из изумительно красивых пород дерева. Наборные паркеты, расписные потолки, шелковые драпировки стен… Если императорский дворец в Метрополисе поражал строгой, почти военной лаконичностью, в которой была заключена квинтэссенция имперской власти, великокняжеский дворец в Гёрзе как будто должен был все время напоминать, что речь идет о богатой и сильной стране, которая ни в чем не уступает другим. За размышлениями на эту тему, а также над тем, не стоило ли — пока была такая возможность, — принять средство от головокружения, Эрик не заметил, как они миновали все эти анфилады залов и парадные коридоры и оказались перед высокими — белое с золотом — двустворчатыми дверьми.
— Тронный зал, — объявил сопровождавший делегацию мажордом. — Входим попарно и только после выкликания вашего имени.
А еще через пару минут Эрик услышал: «Ее светлость княгиня Эгерланд Анна в сопровождении капитан-лейтенанта кавалера Эрика Минца», — и они с Анной вошли в зал. Что ж, здесь было все, что они уже видели во дворце, но только больше, ярче и помпезнее. И придворные, образовавшие традиционный живой коридор, по которому гости шли, чтобы представиться Теодоре, были разодеты так, что в глазах начинало рябить. Сама княгиня сидела на так называемом малом троне, установленном на возвышении в три ступени, и на ее платье было больно смотреть из-за огромного количества крупных драгоценных камней, отражавших яркий свет хрустальных люстр. К счастью, ни на переходе по живому коридору, ни в момент краткого представления — глубокий книксен Анны и сдержанное офицерское приветствие Эрика — они на долго не задержались и уже вскоре были свободны смешаться с толпой придворных, собравшихся на новогодний бал.
Впрочем, они были слишком «лакомым кусочком», чтобы на них не клюнули придворные хищники и хищницы. Не успели Эрик и Анна сделать и нескольких шагов, как их окружили молодые мужчины в мундирах и во фраках и молодые женщины в весьма фривольных бальных платьях и дорогих украшениях.
— Кузина, — улыбнулся Анне высокий спортивного сложения офицер в чине штаб-майора гвардии, — надеюсь, вы не забыли меня. Я Марко Каванья…
— Разумеется, я вас помню, мой друг…
И началось, приветствия, дифирамбы и довольно смелые комплименты, шутки и прочая мишура, причем не только по отношению к Анне, но и к Эрику за компанию. К счастью, эти люди не знали, кто он такой, и воспринимали его как есть, техническим спутником княгини Эгерланд. Впрочем, не все.
— Эрик? — прищурилась роскошная молодая женщина с волосами цвета созревшей пшеницы и прозрачными медовыми глазами на безупречном лице. — Не вы ли, кавалер, тот самый пилот, который завалил при Фронтире самого крупного зверя?
— Если под зверем вы подразумеваете корабль-матку «Хадж», то вы правы, барышня, это был я, — он уловил в ее ланге легкий акцент и поэтому ответил на рузе.
Женщина вызвала у Эрика неоднозначную, удивившую его самого реакцию. Она притягивала и отталкивала одновременно. Достаточный повод, чтобы насторожиться.
— Русский, что ли? — протиснулся ближе к Эрику и блондинке крупный мужчина в форме сибирского каперанга. — И здесь наши отличились! А то немец, немец, а я им сразу сказал, на такой фортель только русский способен, и то только после полулитра самогона!
На простачка, однако, каперанг не походил. Немного переигрывал, пережимал, да и взгляд у него был слишком внимательный, цепкий. Впрочем, как показалось Эрику, красавица-сибирячка тоже вряд ли была той глупой куклой, какой стремилась выглядеть.
— Нет, господа! — добродушно улыбнулся Эрик. — Я не русский. Я из тех белых парней неясной этнической принадлежности, которых в империи называют «еврами».
— Евреи, что ли? — переспросил каперанг.
— Нет, — снова усмехнулся Эрик, — евры. Говорят, когда-то на Старой Земле так назывались европейские деньги. Евры, а не евреи.
Евреи — странный народ. В империи их было достаточно много, но большинство из них держались особняком, в рамках своей Особой Автономии. Дело в том, что, судя по тому, что читал Эрик, евреи были одними из первых, кто рванул со Старой Земли, сразу, как только были отменены запреты ООН. Они колонизировали систему звезды Мегиддо
[46], основав на единственной терраподобной планете — Негев
[47] — республику Новый Израиль или попросту Израиль. Развивались они неплохо, не утратив большинство технологий даже во время Долгой Ночи, но большим государством так и не стали, прихватив лишь несколько ближайших звездных систем, колонизировать которые не представлялось возможным, так как терраформирование имевшихся там планет заняло бы черт знает сколько времени и потребовало бы при этом огромных усилий и не меньших затрат при том, что на Негеве места хватало для всех. В конце концов, до Израиля дотянулась империя Торбенов, включившая его в свой состав путем договора о присоединении. Империя при этом получила еще один промышленно развитый мир, а израильтяне так называемую Особую Автономию. Они не чеканили свою монету, их армия формально считалась частью имперской, но в мирное время имела собственное командование. Они платили налоги, но имели собственную систему образования и здравоохранения, свои коммерческие правила и проводили собственную религиозную политику. Разумеется, это была все-таки автономия, и Израиль не был закрытой территорией. Если Эрик запомнил правильно, то на Негеве сейчас проживало порядка пятнадцати миллионов имперских граждан, не являвшихся евреями или израильтянами, и около восьми миллионов израильтян проживали вне своей автономии на различных планетах империи Торбенов. Судя по имени, Гилель Цейтлин — командир крейсера «Акинак» был одним из таких евреев.
