Но у Эрика не было ответа на этот вопрос. А вот опасения имели место быть. Во-первых, если она действительно влюбилась, дело плохо! Люди, охваченные страстью — как знал он из литературы, — способны на любые безумства, а им ведь потом возвращаться в большой мир, где проживают Роберт Шорт — ее жених и Ги д’Аламбер — ее кузен, а кроме того, Вера и Андрей Мельники. И всем им придется что-то объяснять, оправдываться перед ними, извиняться или еще что. И все это только «во-первых», потому что есть и «во-вторых». Поведение Анны начинало оказывать на Эрика отнюдь не благотворное влияние. Она женщина интересная, можно сказать красивая, не говоря уже о том, что умная и с характером. Она ему когда-то нравилась, и он себе в свое время чего только ни напридумывал! И, если Анна будет продолжать в том же духе, кто знает, сколько он еще выдержит? Может ведь не устоять!
«Как-то так…»
Эрик тяжело вздохнул, распрощался с адмиралом и отправился к себе. В каюте снял броню, стянул пропотевший комбинезон и долго стоял под холодным душем. То есть сначала-то он просто вымылся, а уже потом пустил ледяные струи. В конце концов холод подействовал, и Эрик пришел в себя. Сходил в кантину, выпил там большую чашку чая с медом и, вернувшись в каюту, лег спать.
Как ни странно, спалось хорошо — в смысле без кошмаров, — но недолго. Проснулся через три часа ровно, словно будильник в башке сработал. Полежал минуту не шевелясь и не открывая глаз, но сон не шел. Тогда он встал с койки. Застелил постель. Принял еще один — на этот раз совсем коротенький — душ. Побрился, оделся и отправился на поиски приключений. Однако «приключаться» оказалось практически не с кем, да и негде. Конец пятой вахты
[68]. Время позднее: вахтенные на постах, в коридорах и переходах крейсера безлюдно, в кантинах работают только автоматы, даже в баре на рекреационной палубе и то народу чуть, и ни одного знакомого.
Знакомый нашелся на верхней обзорной палубе. Вернее, знакомая, и не на самой палубе, а на полубаке
[69]. Анна Монк стояла у ограждения и, по-видимому, любовалась прохождением Шугар Ленда — четвертой планеты системы звезды Уилберга. Красивая планета, чем-то напоминающая Старый Марс, и такая же, как Марс, безжизненная. Эрик ее в свое время хорошо рассмотрел. Во время попытки вторжения — почти три года назад — «Пакс Романа» находился как раз на орбите Шугар Ленда. Анна, по идее, тоже должна была помнить эту планету по тем давним временам.
Сейчас девушка была в форме. Стояла у ограждения перед панорамным экраном и курила, время от времени прихлебывая что-то — наверняка спиртное — из маленькой серебряной фляжки.
«Что ж, — решил Эрик, понаблюдав за ней минуту или две, — на ловца и зверь… Все равно ведь надо поговорить, так отчего бы не сейчас?»
— Нин? — осторожно позвал он, приблизившись.
— А я все гадала, подойдешь или нет? — усмехнулась, не оборачиваясь.
— Как узнала?
— Взгляд почувствовала.
— Как узнала, что это именно я?
— Я же сказала, — повернулась к нему Анна, — взгляд почувствовала. Твой взгляд, Рик, ни с кем не спутаешь.
— Серьезно? — удивился Эрик. — Ты меня не разыгрываешь?
— Разыгрываю, — улыбнулась Анна. — У меня коммуникатор настроен на твой. На «кабире» подключился сам, по умолчанию. А отключиться от тебя я забыла.
«Или не захотела…»
— Шутка удалась.
— Да нет, — покрутила головой. — Не очень. Ты извини, пожалуйста, что я так к тебе липла. Тоже хотела пошутить, но вышло нехорошо. В общем, глупо. Неудачная шутка, вот и все.
«Она слишком многословна, — сообразил Эрик. — И, будь я проклят, если это не симптом!»
— Ну, — сказал он вслух, — отчего же неудачная? Некоторые тебе даже поверили…
— Серьезно? Вот черт! Надеюсь, ты объяснил этим некоторым, что их подозрения безосновательны?
Анна явно была встревожена. Расстроена, взволнована и много что еще, потому что, похоже, до нее наконец дошло, чем все эти шутки могут закончиться.
— Разумеется, я все ИМ объяснил, — обнадежил Эрик девушку. — Сказал, что нам неприятности не нужны. У тебя Роберт, у меня — Вера. А мы с тобой просто старые друзья.
— А мы друзья?
«Черт! Черт! Черт! Что ей сказать? Как ответить?»
— Нин, ты извини, — сказал он вслух, возвращаясь к старой своей тактике, — но я не знаю, что сказать. Не умею так говорить, и наверняка понимаю тебя неправильно. Или вообще не понимаю…
— Не понимаешь или не хочешь понимать?
— Знаешь, — сказал он тогда. — Я тебе не вру. Мне легче провести атаку на крейсер, чем вот так…
— Как? — прищурилась девушка.
Озабоченность исчезла из ее глаз, а на губах появилась странная, совершенно незнакомая Эрику улыбка.
— Я не понимаю намеки, — твердо сказал он. — Хочешь что-то сказать, скажи. Хочешь спросить, спроси. По-другому я не умею.
— Что, совсем?
— Ладно, — махнул он рукой, — поговорили. Не знаю, что за игру ты затеяла, но прошу, будь осторожнее. А то люди уже задают вопросы!
— Спокойной ночи! — добавил, сообразив, что «так разговоры не заканчивают».
— Хороших снов! — еще шире улыбнулась Анна, словно намекая на то, какого рода снов она ему желает.
Эрик кивнул, повернулся и пошел прочь. Он был взбешен и разгневан, но одновременно чувствовал определенное облегчение. То, что Анна блажит, ему не понравилось. Разозлил этот ее стиль намеков и недосказанностей. Однако, слава богу, Анна не сказала ему ничего такого, что поставило бы его в по-настоящему двусмысленное положение. Что бы он стал делать, объяснись она в любви? Но, к счастью, она ничего такого не сказала. И это вселяло осторожный оптимизм, потому что последнее, чего бы хотел сейчас Эрик, это оказаться между двумя такими женщинами, как Анна и Вера.
2. Первое февраля 2534 года, система звезды Уилберга, планета Фронтир
Сказать по правде, Эрика пугал мир взрослых отношений. Умом он понимал, о чем идет речь, но в реальных ситуациях терялся, не зная, что именно имеют в виду его собеседники, не понимая, чего они от него добиваются, чего хотят, на что намекают и почему в тех или иных случаях поступают так, а не иначе. Это касалось практически всех, кто его окружал: военных и гражданских чиновников, разведчиков и дипломатов, не говоря уже о «другой стороне». Фронтиеры, сибиряки и фриулы, представители Неассоциированных миров Открытого Космоса, граждане Трилистника и, наконец, холодяне, которые чем дальше, тем больше втягивали Эрика в свой «дружеский круг». Но хуже всего обстояли дела с женщинами. Со своими или чужими, без разницы. Если женщины проявляли к нему интерес — а они его проявляли, — он сразу же терялся, никогда в точности не зная, что они творят. Легкий флирт? Беззлобное подтрунивание? Дружба, похоть, любовь? Он никак не мог разобраться в хитросплетениях их желаний, намерений и истинных целей. Он их попросту не понимал. Поэтому светская жизнь, предполагавшая множество контактов с огромным количеством очень разных людей, включая сюда, разумеется, и женщин, приводила Эрика в откровенный ужас, который он пытался скрыть под маской холодноватого спокойствия, иронии и «чистой правды», не без умысла приправленной известной долей цинизма. Однако — и это являлось главной проблемой — Эрик не мог себе позволить не встречаться с людьми. У него имелись обязательства, и игнорировать их он не мог.
