Внутри самого брака мы видим, что такие условия могут создаваться всеми психическими инстанциями нашей души. Что касается Оно, то это всевозможные генитальные запреты: от простой сексуальной сдержанности по отношению к партнеру, исключающей разнообразие в предварительных любовных ласках или коитусе, до полной импотенции или фригидности. Далее, со стороны Я мы видим попытки успокоить себя или оправдать, которые могут принимать самые разные формы. Одна из них – отрицание брака, часто проявляющееся у женщин в виде чисто внешнего признания того факта, что они состоят в браке, без всякого внутреннего его принятия, и сопровождающееся постоянным удивлением по этому поводу, тенденцией подписываться девичьей фамилией, вести себя по-девичьи и т. п.
Но, вынуждаемое внутренней необходимостью оправдать брак для сознания, Я часто принимает и противоположную установку по отношению к супружеству, придавая ему преувеличенное значение или, точнее, выставляя напоказ любовь к мужу или жене. Можно вспомнить фразу «любовь оправдывает» и увидеть аналогию с более мягкими приговорами суда по отношению к преступникам, движимым любовью. В статье об одном случае женской гомосексуальности Фрейд отмечает, что ни в чем другом наше сознание не бывает столь несовершенным и ложным, как в оценке степени любви или неприязни, которую мы испытываем к другому человеку. Особенно это относится к браку, где сила любви зачастую переоценивается. Я долго пыталась понять, чем же это объясняется. Подобная иллюзия при недолговременных связях не была бы столь удивительной, но брак, с его постоянством отношений и более частым удовлетворением сексуального желания, казалось бы, должен покончить с сексуальной переоценкой и связанными с нею иллюзиями. Наиболее очевидный ответ, пожалуй, состоит в том, что люди вполне естественно стремятся объяснять себе высокие требования к психической жизни в браке силой чувства и поэтому крепко держатся за эту идею, даже когда само чувство перестает быть движущей силой. Тем не менее нужно признать, что такое объяснение является скорее поверхностным; пожалуй, оно проистекает из потребности в синтезе, которая, как нам известно, присуща Я и которой мы можем приписать фальсификацию фактов ради демонстрации искренней установки в столь важных для жизни отношениях.
И опять же, более глубокое объяснение дает нам обращение к эдипову комплексу. Ибо мы видим, что заповедь и обет любить супруга, с которыми человек вступает в брак, и хранить ему верность воспринимаются бессознательным как повторение четвертой заповеди. Таким образом, не любить партнера по браку становится для бессознательного столь же великим грехом, как нарушение заповеди по отношению к родителям, и в результате вновь с детальной точностью навязчиво повторяются ранние переживания – вытеснение ненависти и преувеличение любви. Теперь я думаю, что во многих случаях мы неверно будем оценивать этот феномен, если не признаем, что сама любовь может быть одним из условий, необходимых для придания подобия правоты отношениям, запрещаемым Сверх-Я. Разумеется, в таком случае сохранение любви или хотя бы видимость этого выполняет важную экономическую функцию и именно поэтому за нее так упорно держатся.
И наконец, мы бы не удивились, обнаружив, что страдание (как невротический симптом) является одним из условий, при которых брак может устоять против сильнейшего запрета инцеста. Несчастье может принимать столь разные формы, что я и не надеюсь рассказать о них в моем кратком выступлении. Поэтому я укажу лишь на некоторые из них. Так, например, домашняя или профессиональная жизнь некоторых людей бессознательно аранжируется таким образом, чтобы человек перетруждал себя или приносил чрезмерные жертвы «во благо семьи», которую он или она воспринимает как обузу. Или, опять же, мы часто наблюдаем, как после свадьбы люди жертвуют значительной частью своего личного развития, будь то в сфере профессиональной жизни или в сфере характера и интеллекта. Наконец, мы должны сюда отнести бесчисленные случаи, в которых один партнер превращается в раба другого, исполняя все его требования, причем принимает эту мучительную позицию добровольно, возможно, из-за сознательного наслаждения от повышенного чувства ответственности.
Глядя на такие браки, с удивлением спрашиваешь: почему они не распадаются, а наоборот, зачастую оказываются столь стабильными? Но по размышлении, как я уже отмечала, понимаешь, что как раз соблюдение условия несчастья и обеспечивает устойчивость подобных союзов.
Достигнув этого пункта, мы видим, что здесь отнюдь нельзя провести четкую разграничительную линию между данными случаями и теми, в которых брак окупается ценой невроза. Этих последних случаев, однако, мне не хочется касаться, поскольку в своем докладе я принципиально хочу обсудить только те ситуации, которые можно описать как норму.
Наверное, излишне говорить, что в этом обзоре мне приходится совершать некоторое насилие над реальными фактами – и не только потому, что любое из перечисленных мною условий можно истолковать иначе, но также потому, что ради четкого их представления я брала каждое из них по отдельности, тогда как на самом деле они обычно перемешаны. Приведу пример: кое-какие из всех этих условий мы можем встретить у весьма достойных женщин, которым присуща фундаментальная материнская установка – установка, которая, похоже, единственно и делает брак для них возможным. Они словно говорят: «В моих отношениях с мужем я должна играть не роль жены и любовницы, но исключительно роль матери со всей вытекающей отсюда любовной заботой и ответственностью». Такая установка – надежный страж брака, но основана она на ограничениях любви, и платой за нее может быть малоинтересная внутренняя жизнь жены и мужа.
Каким бы ни был в индивидуальном случае исход дилеммы между недостаточным и чрезмерным выполнением условий, во всех особо острых случаях действуют два фактора – разочарование и запрет инцеста, – которые влекут за собой скрытую враждебность к мужу или жене, приводя к отчуждению от партнера и вынуждая его или ее невольно искать новый объект любви. Такова основная ситуация, создающая проблему моногамии.
Существуют и другие каналы для высвобожденного подобным образом либидо: сублимация, подавление, регрессивный катексис прежних объектов, отдушина, обретаемая в детях, но здесь мы их рассматривать не будем.
Надо признать, всегда имеется возможность того, что объектом нашей любви может стать любой другой человек. Впечатления детства и их вторичная переработка столь многообразны, что обычно они допускают выбор самых разных объектов.
Это побуждение к поиску новых объектов (опять-таки у вполне нормальных людей) может получить сильный импульс из бессознательных источников. Потому что, хотя брак и представляет собой исполнение инфантильных желаний, эти желания могут осуществляться лишь в той мере, в какой развитие субъекта позволяет ему или ей достичь подлинной идентификации с ролью отца или матери. Всякий раз, когда разрешение эдипова комплекса отклоняется от этой фиктивной нормы, мы сталкиваемся с одним и тем же явлением: в триаде «мать – отец – ребенок» данный человек в тех или иных основных моментах не расстается с ролью ребенка. В подобных случаях желания, проистекающие из такой инстинктивной установки, не могут быть непосредственно удовлетворены через брак.
