В этой связи я хотела бы упомянуть третью особенность, которая кажется мне характерной для отношения мужчины к женщине. Это страх мужчины оказаться неспособным удовлетворить женщину. Он боится ее требований в целом и ее сексуальных требований в частности. Этот страх отчасти коренится в биологии, поскольку мужчина должен вновь и вновь доказывать женщине свою состоятельность, в то время как женщина способна вступить в половой акт, зачать и родить, даже если она фригидна. С онтологической точки зрения и такого рода страх происходит из детства, когда маленький мальчик уже чувствовал себя мужчиной, но боялся, что его мужественность подвергнется осмеянию и тем самым будет нанесен ущерб его вере в себя, когда подверглись насмешкам и были отвергнуты его мальчишеские ухаживания. Следы этой неуверенности сохраняются гораздо чаще, чем мы склонны признавать, нередко скрываясь за подчеркиванием мужественности как ценности самой по себе, и все же эта неуверенность выдает себя в постоянных колебаниях самооценки мужчины в его отношениях с женщинами. Брак может выявить чрезмерную чувствительность ко всякого рода фрустрации со стороны жены. Если она не принадлежит ему одному, если лучшее, на что он способен, ее не устраивает, если он не удовлетворяет ее сексуально, все это наносит тяжелый удар по мужской самооценке и без того неуверенного в себе супруга. Эта реакция, в свою очередь, вызовет у него инстинктивное желание унизить жену, подорвать ее уверенность в себе.
Эти примеры были выбраны, чтобы продемонстрировать некоторые типичные для мужчины тенденции. Пожалуй, этого достаточно, чтобы показать, что определенные установки по отношению к противоположному полу могут быть приобретены в детстве и неизбежно будут проявляться в последующих взаимоотношениях, в частности в браке, причем независимо от личности партнера. Чем менее удается преодолеть эти установки в процессе развития, тем более дискомфортно будет чувствовать себя муж в отношениях с женой. Наличие таких чувств часто может не осознаваться, а их источник не осознается никогда. Реакция на них может быть очень разной. Она может привести к напряженности и супружеским конфликтам, которые варьируют от скрытого недовольства до откровенной ненависти, или побуждать мужа искать разрядку в работе, в мужской компании или в обществе других женщин, требования которых его не пугают и в присутствии которых на него не давит бремя всевозможных обязательств. Но снова и снова мы убеждаемся, что супружеские узы, к добру или худу, оказываются более прочными. Однако отношения с другой женщиной нередко приносят больше облегчения, удовлетворения и счастья.
Из тех трудностей, которые привносит в брак жена – сомнительный дар периода ее формирования, – я упомяну лишь одну: фригидность. Можно спорить, является она или нет неизменным свойством, но она всегда указывает на разлад в отношениях с мужчиной. Независимо от индивидуальных вариаций она всегда выражает отвержение мужчины – либо конкретного индивида, либо мужского пола в целом. Данные о частоте фригидности значительно разнятся и представляются мне крайне ненадежными, отчасти потому, что качество чувств нельзя выразить статистически, отчасти потому, что трудно оценить, как много женщин так или иначе обманывают себя относительно своей способности получать сексуальное удовольствие. В соответствии с собственным опытом, я склонна предполагать, что фригидность в легкой степени распространена гораздо больше, чем мы могли бы ожидать из высказываний самих женщин.
Утверждая, что фригидность всегда выражает отвержение мужчины, я не имею в виду подозрительность или враждебность. Такие женщины могут иметь красивую фигуру, со вкусом одеваться и вести себя вполне женственно. Они могут производить впечатление, что вся их жизнь «настроена лишь на волну любви»
[55]. Я имею в виду нечто более глубокое – неспособность к настоящей любви, неспособность полностью отдаться мужчине. Такие женщины либо предпочитают идти своим путем, либо отпугивают мужчину своей ревностью, требованиями, нытьем и занудством.
Как возникает такая установка? В первую очередь мы склонны во всем винить огрехи в наших прежних да и нынешних методах воспитания девочек с их гнетом сексуальных запретов и сегрегацией от мужчин, не позволяющими увидеть их в нормальном свете. Поэтому они представляются им либо героями, либо чудовищами. Однако и факты, и рассуждения убеждают нас, что эта концепция слишком поверхностна. На самом деле чрезмерная строгость в воспитании девочек совершенно не обязательно влечет за собой усиление фригидности. Мы видим также, что, когда дело касается базальных свойств, человеческую природу невозможно существенно изменить запретами и принуждениями.
Имеется, пожалуй, лишь один фактор, который, как показывает анализ, обладает достаточной силой, чтобы отвратить нас от удовлетворения жизненных потребностей, – тревожность. Если мы хотим понять ее происхождение и развитие, насколько это можно постичь генетически, мы должны более пристально взглянуть на типичную судьбу инстинктивных влечений девочки. Здесь мы можем обнаружить различные факторы, которые делают женскую роль в глазах маленькой девочки явно опасной и вызывают к ней неприязнь. Типичные страхи раннего детства с их прозрачной символикой позволяют легко догадаться об их скрытом значении. Что еще может означать страх перед грабителями, змеями, хищниками и грозой, если не женский страх перед всемогущей силой, способной подавить, вторгнуться внутрь и разрушить? Существуют и другие страхи, связанные с ранним инстинктивным предчувствием материнства. С одной стороны, маленькая девочка боится этого таинственного и страшного события, ожидающего ее в будущем, а с другой – что ей никогда не выпадет возможность пережить его.
От всех этих неприятных ощущений девочка типичным образом спасается бегством в желаемую или воображаемую мужскую роль. Более или менее явные аспекты этого поведения легко можно обнаружить у девочек в возрасте от четырех до десяти лет. В допубертатный и пубертатный период шумное мальчишеское поведение исчезает, уступая место женской установке. Однако под этой поверхностью могут сохраняться достаточно выраженные остаточные явления, оказывающие свое пагубное воздействие разными способами: в виде амбициозности, стремления к власти, обиды на мужчин, которые в сравнении с ней всегда имеют преимущество, воинственной установки по отношению к мужчине, иногда в форме альтернативного сексуального поведения и, наконец, в форме сдерживания или полной блокировки сексуального удовлетворения с мужчиной.
Один момент станет яснее, как только мы поймем эту изображенную в общем виде историю развития фригидности. Если взглянуть на брак как на целое, то мы увидим, что почва, на которой произрастает фригидность, и способ, которым она выражается в общей установке по отношению к мужу, гораздо важнее, чем сам по себе симптом, который, представляя собой всего лишь отсутствие удовольствия, пожалуй, не столь серьезен.
Одной из женских функций, которые могут быть нарушены в результате такого неблагоприятного развития, является материнство. Я бы не хотела обсуждать здесь те многообразные способы, которыми могут выражаться подобные физические и эмоциональные расстройства, и предпочла бы ограничиться рассмотрением лишь одного вопроса. Возможно ли, чтобы благополучный в своей основе брак пострадал от появления на свет ребенка? Этот вопрос часто можно услышать заданным в аподиктической форме: цементируют дети брак или, наоборот, его подрывают? Однако ставить вопрос в столь общей форме непродуктивно, поскольку ответ зависит от внутренней структуры каждого конкретного брака. Поэтому мой вопрос будет задан более конкретно: могут ли хорошие отношения между партнерами испортиться с появлением ребенка?
