Итак, на данный момент мои впечатления можно подытожить следующим образом: при мануальной генитальной мастурбации клитор избирается чаще, чем вагина, но спонтанные генитальные ощущения, вызванные общим сексуальным возбуждением, чаще локализуются в вагине.
Я полагаю, что с теоретической точки зрения следует придавать большое значение этому сравнительно распространенному явлению спонтанного вагинального возбуждения, возникающего даже у тех пациенток, которые не ведают о существовании вагины или имеют лишь весьма смутное представление о ней и анализ которых не выявляет никаких свидетельств вагинального совращения или воспоминаний о вагинальной мастурбации. В связи с этим явлением напрашивается вопрос: не проявляется ли сексуальное возбуждение с самого начала в отчетливых вагинальных ощущениях?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны располагать куда более обширным материалом, чем тот, который может извлечь из своих наблюдений каждый отдельный аналитик. Тем не менее ряд соображений свидетельствует, как мне кажется, в пользу моих представлений.
Прежде всего – это фантазии об изнасиловании, возникающие еще до первого полового акта и даже задолго до пубертата; они встречаются достаточно часто, чтобы привлечь к себе пристальное внимание. Я не вижу, каким образом можно было бы объяснить их происхождение и содержание, если мы не допускаем существование вагинальной сексуальности. Ибо эти фантазии отнюдь не ограничиваются неопределенными идеями об акте насилия, из-за которого бывают дети. Напротив, фантазии, сновидения и тревоги подобного рода, несомненно, выдают инстинктивное знание о действительных сексуальных процессах. Они предстают во множестве обличий, из которых я назову лишь несколько: преступники, врывающиеся в окно или дверь; мужчины с пистолетами, угрожающие застрелить; животные, ползающие, летающие или бегающие внутри какого-нибудь помещения (например, змеи, мыши, мотыльки); животные или женщины, заколотые ножом; поезд, въезжающий в здание вокзала или в туннель.
Я говорю об «инстинктивном» знании о сексуальных процессах, потому что мы обычно встречаемся с идеями такого рода – то есть с тревогами и сновидениями раннего детства – в период, когда еще отсутствует интеллектуальное знание, почерпнутое из наблюдений или объяснений других людей. Возникает вопрос: не предполагает ли подобное инстинктивное знание о процессах проникновения в женское тело инстинктивное знание о существовании вагины как рецептивного органа? Я думаю, ответ будет утвердительным, если мы разделяем мнение Фрейда, что «сексуальные теории ребенка основаны на его собственной половой конституции». Ибо это может означать только одно: что путь, пересекаемый сексуальными теориями детей, размечен и предопределен спонтанно переживаемыми импульсами и органическими ощущениями. Если мы признаем такое происхождение сексуальных теорий, уже содержащих попытку рациональной переработки, мы тем более должны признать его в тех случаях, когда инстинктивное знание находит символическое выражение в играх, сновидениях и разных формах тревоги и когда оно явно еще не достигло сферы разума и не подверглось в ней соответствующей переработке. Иными словами, мы должны предположить, что и характерный для пубертата страх изнасилования, и детские тревоги маленьких девочек основаны на органических вагинальных ощущениях (или на идущих от них инстинктивных импульсах), связанных с представлением о проникновении в эту часть тела.
Я думаю, что здесь у нас есть ответ на возможное возражение, а именно, что многие сновидения указывают на идею, будто отверстие образуется лишь в тот момент, когда пенис впервые силой вторгается в тело. Эти фантазии вообще не могли бы возникнуть, если бы прежде не существовали инстинкты – и лежащие в их основе органические ощущения, – имеющие целью пассивную рецепцию. Иногда связь между сновидениями подобного типа довольно отчетливо указывает на источник данной идеи. Часто бывает так, что, когда у пациентки проявляется общая тревожность по поводу травматических последствий мастурбации, ей снятся сны типичного содержания: она что-то штопает, и тут же появляется новая дыра, из-за которой ей становится стыдно; она переправляется по мосту через реку или ущелье, который вдруг разламывается посередине; она идет по скользкому склону, поскальзывается, и ей грозит опасность сорваться в пропасть. Основываясь на таких сновидениях, мы можем предположить, что, когда эти пациентки были детьми и предавались онанистским забавам, вагинальные ощущения привели их к обнаружению вагины и что их тревога приняла именно форму страха, что они проделали дыру там, где ее быть не должно. Я хотела бы здесь подчеркнуть, что никогда не была полностью удовлетворена объяснением Фрейда того, почему девочки легче и чаще подавляют непосредственную генитальную мастурбацию, нежели мальчики. Как известно, Фрейд полагает
[87], что (клиторальная) мастурбация вызывает отвращение у маленьких девочек потому, что сравнение клитора с пенисом наносит удар по их нарциссизму. Если учесть силу влечения, стоящего за побуждениями к мастурбации, то нарциссическая обида покажется недостаточно весомой причиной для того, чтобы привести к их подавлению. С другой стороны, страх перед тем, что она нанесла здесь себе непоправимое увечье, может оказаться достаточно сильным, чтобы отвратить девочку от вагинальной мастурбации и вынудить ее либо ограничить свои действия клитором, либо вообще отказаться от мануальной генитальной мастурбации. Я полагаю, что еще одно свидетельство этого раннего страха перед вагинальной травмой состоит в завистливом сравнении себя с мужчиной. От пациенток такого типа мы часто слышим, что мужчины внизу «так хорошо прикрыты». Аналогичным образом глубочайшая тревога, проистекающая из страха женщины, что из-за мастурбации она теперь не сможет иметь детей, тоже, по-видимому, связана с тем, что находится внутри тела, а не с клитором.
Есть еще один момент, свидетельствующий о наличии и важности раннего вагинального возбуждения. Мы знаем, что наблюдение за половым актом оказывает на детей чрезвычайно возбуждающее воздействие. Если мы разделяем позицию Фрейда, то должны предположить, что подобное возбуждение вызывает у девочки в целом такие же фаллические импульсы к проникновению, что и у мальчиков. Но тогда мы должны спросить: откуда берется тревога, с которой мы сталкиваемся при анализе чуть ли не каждой пациентки, – страх гигантского пениса, который может ее проткнуть? Источник идеи о необычайно огромном пенисе, несомненно, можно найти только в детстве, когда отцовский пенис и в самом деле казался угрожающе большим и страшным. Или опять-таки, откуда берется понимание женской половой роли, проявляющееся в символике сексуальной тревоги, в которой снова звучит это ранее испытанное возбуждение? И каким образом мы можем объяснить безудержную ревнивую ярость по отношению к матери, которая, как правило, проявляется при анализе женщин в тот момент, когда аффективно оживают воспоминания о «первичной сцене»? Каким образом могло бы все это случиться, если бы в тот момент субъект мог разделять лишь возбуждение отца?
Позвольте мне подытожить сказанное. Вот что мы имеем: сообщения о сильнейшем вагинальном оргазме, сопровождающемся фригидностью при последующем коитусе; спонтанное вагинальное возбуждение без локальной стимуляции и вместе с тем фригидность при половых сношениях; вопросы и размышления, возникающие из необходимости понять содержание ранних сексуальных игр, фантазий и тревог, последующие фантазии об изнасиловании, а также реакции на ранние сексуальные наблюдения; и наконец, определенные содержания и последствия тревожности, вызванной у женщин мастурбацией. Собрав все эти данные вместе, я вижу лишь одну гипотезу, которая могла бы дать удовлетворительный ответ на поставленные здесь вопросы, а именно гипотезу о том, что с самого начала вагина играет свою собственную сексуальную роль.
