Но и эта попытка, как и та, что связана с одеждой, тоже остается безуспешной, во всяком случае, безуспешной в том, что касается возможности что-либо доказать. Ибо даже когда таким женщинам удается добиться того, чтобы мужчины один за другим влюблялись в них, они умудряются изыскивать доводы, обесценивающие их успех, – доводы вроде следующих: «рядом с этим мужчиной просто не было другой женщины, в которую можно было бы влюбиться», или «не так уж он значителен», или «что бы там ни было, я вынудила его к этому», или «он любит меня потому, что я умна, или потому, что я могу ему в чем-то пригодиться».
В первую очередь анализ вскрывает тревогу по поводу половых органов, причем ее содержанием является вопрос, не навредила ли себе женщина мастурбацией, не поранила ли себя таким образом. Часто подобные страхи находят выражение в мысли о том, что девственная плева разорвана и что вследствие мастурбации женщина не способна иметь детей
[102]. Под давлением тревоги мастурбация, как правило, полностью пресекается, а всякое воспоминание о ней вытесняется; во всяком случае, заявления о том, будто бы мастурбации никогда не было, вполне типичны. В тех не слишком частых случаях, когда мастурбации предаются в более поздний период жизни, вслед за ней приходит тяжелое чувство вины.
Основу столь крайней формы защиты от мастурбации можно найти в сопровождающих ее откровенно садистских фантазиях о том, как какой-то женщине всевозможными способами причиняют вред: то ее сажают в тюрьму, то унижают, то мучают, то – и это особенно часто – калечат ее гениталии. Последняя из названных фантазий подвергается наиболее сильному вытеснению, но, по всей видимости, она является существенным элементом в психодинамическом отношении. Насколько мне позволяет судить опыт, такая фантазия никогда не выражается прямо, даже когда фантазии, сопровождающие мастурбацию, пропитаны жестокостями иного рода. Однако ее можно реконструировать по следующим данным: в случае с пациенткой, рвавшей одежду, если ей казалось, что та ее полнит, было ясно, во-первых, что такое поведение равноценно мастурбации; во-вторых, что впоследствии она чувствует себя так, как если бы совершила убийство, следы которого ей приходится заметать; дальше, что полнота означает для нее беременность и напоминает ей беременность матери (когда ей самой было пять лет); затем порождает мысль о том, что при беременности у женщины-аналитика наверняка что-то разорвалось внутри. И наконец, пока она рвет платье, у нее невольно возникает чувство, будто она раздирает половые органы матери.
Другая пациентка, полностью преодолевшая привычку мастурбировать, испытывая боль во время менструации, чувствовала себя так, как будто ей вырывали внутренности. Она испытывала сексуальное возбуждение, когда слышала об аборте; она припомнила, что, будучи ребенком, думала, будто мужчина вытаскивает что-то из жены с помощью вязальной спицы. Ее возбуждали газетные заметки о насилии и убийствах. Самые разные сновидения содержали в себе фантазии на тему о том, как некая женщина ранит или оперирует половые органы девушки, так что они истекают кровью. Однажды такой случай произошел с девушкой в исправительном заведении по вине одной из учительниц; то же самое пациентка хотела бы проделать с аналитиком или со своей ненавистной матерью, поменявшись с ними местами.
Вывод о наличии деструктивных импульсов у других пациенток можно сделать по сходно проявляющемуся страху репрессалий, то есть по преувеличенной тревоге по поводу того, как бы каждая женская сексуальная функция не оказалась болезненной и кровавой, особенно дефлорация и роды.
Короче говоря, со всей очевидностью обнаруживается, что в бессознательном все еще действуют те самые деструктивные импульсы, которые в раннем детстве направлялись против матери или сестры, причем действуют в неизменной форме и с не меньшей силой. Мелани Кляйн придавала особое значение этим импульсам. Приняв их во внимание, нетрудно поверить, что именно усиленное, распаленное чувство соперничества не позволило пациенткам успокоиться. Изначальные порывы, направленные против матери, имеют следующий смысл: у тебя не должно быть половых сношений с моим отцом; ты не должна иметь детей от него; если ты это делаешь, тебе будет нанесено такое повреждение, что ты больше не сможешь этого делать и станешь ни для кого не опасной; или – что подробно раскрывается дальше – ты будешь казаться всем мужчинам отвратительной и отталкивающей. Но в соответствии с неумолимым законом талиона, господствующим в бессознательном, это приводит в результате к точно таким же страхам. Так, если я желаю тебе вреда и мысленно наношу его тебе в своих фантазиях при мастурбации, мне надо опасаться, как бы то же самое не приключилось со мной; к тому же мне приходится бояться еще и того, что то же самое произойдет со мной, окажись я в положении моей матери, когда я надумала причинить ей боль и вред. И в самом деле, в подобных случаях дисменорея развивается именно тогда, когда пациентки начинают проигрывать идею сексуальных отношений. Более того, иногда развивающаяся в это время дисменорея совершенно осознанно и явно рассматривается как наказание за сексуальные желания, о которых идет речь. В других случаях страхи пациенток имеют менее специфический характер, проявляясь в основном в том, что они содействуют намерению наложить запрет на половые сношения.
Эти страхи возмездия относятся отчасти к будущему, как уже было указано, но отчасти и к прошлому, как в следующем примере. «Поскольку я пережила деструктивные импульсы при мастурбации, со мной произошло то же самое; я пострадала из-за того же, из-за чего и она, или – в качестве дальнейшей переработки – я столь же отвратительна, как и она». Эта связь была полностью осознана и высказана одной моей пациенткой, у которой действительно имевшие место сексуальные домогательства со стороны отца породили необычайно сильное чувство соперничества, так что до анализа она едва осмеливалась смотреться в зеркало, поскольку считала себя уродливой, хотя на самом деле была, несомненно, хорошенькой. Когда ее конфликты с матерью были проработаны и заново пережиты в процессе анализа, в момент высвобождения аффектов ее собственное отражение в зеркале показалось ей образом матери.
Деструктивные импульсы в отношении мужчин присутствуют в каждом случае. В сновидениях они предстают как побуждения к кастрации, в жизни – в разнообразных уже знакомых нам формах желания нанести вред или в форме защиты от подобных импульсов. Очевидно, однако, что импульсы, направленные против мужчин, почти не связаны с мыслью о ненормальности, их раскрытие в процессе анализа происходит обычно при незначительном сопротивлении и совершенно не меняет общей картины. Вместе с тем тревога исчезает по мере обнаружения и проработки деструктивных влечений, направленных против женщин (матери, сестры, аналитика), и, наоборот, остается неизменной, пока избыток тревоги препятствует обузданию связанного с этими влечениями тяжелого чувства вины. Установленные здесь механизмы защиты, появление которых я связала с сопротивлением анализу, – это защита от чувства вины примерно с таким значением: я никоим образом не навредила себе, просто я так устроена. Одновременно это годится и для того, чтобы жаловаться либо на судьбу за то, что человек создан так, а не иначе; либо на унаследованную предрасположенность, данную раз и навсегда; либо – как в двух случаях – на сестру, что-то сделавшую с гениталиями пациентки; либо на притеснение в детстве, компенсацию за которое пациентка так и не получила. Здесь отчетливо видно, что функция, которую выполняют эти жалобы, и причина их сохранения заключаются в защите пациентки от чувства вины.
