У третьего типа девушек сдержанность касается обеих сфер – и работы, и любви. И вновь это не всегда лежит на поверхности. При беглом взгляде девушка может произвести впечатление вполне благополучного человека. Она не испытывает затруднений при установлении социальных контактов, у нее есть друзья как среди девушек, так и среди юношей; она достаточно развита, свободно рассуждает на сексуальные темы; претендует на то, что для нее не существует запретов, а иногда вступает в те или иные сексуальные отношения, не вовлекаясь в них эмоционально. Она отстранена, отдалена, она – сторонний наблюдатель себя и других, созерцатель жизни. Она может обманываться насчет собственной отстраненности, но, по крайней мере временами, она остро сознает, что у нее нет глубокой, настоящей эмоциональной привязанности ни к кому и ни к чему. Ничто не имеет для нее особого значения. Существует разительное несоответствие между ее жизненной энергией и способностями, с одной стороны, и ее сдержанностью – с другой. Обычно она чувствует, что жизнь ее пуста и скучна.
Четвертую группу охарактеризовать легче всего. Она наиболее известна. Здесь девочка вообще отворачивается от мальчиков и увлекается девочками, устанавливая с ними интенсивные дружеские контакты, сексуальный характер которых может осознаваться, а может и нет. Если она прозреет насчет сексуального характера своих наклонностей, такая девочка, возможно, испытает сильное чувство вины, как если бы она была преступницей. Ее отношение к работе может быть очень разным. Самолюбивая, а иногда и очень способная, она зачастую испытывает затруднения в вопросах самоутверждения, у нее бывают «нервные срывы», чередующиеся с периодами активной деятельности.
Таковы четыре очень разных типа, однако даже поверхностное наблюдение, если оно проведено достаточно тщательно, показывает, что у всех них тем не менее есть общие тенденции: неуверенность в своей женской состоятельности, конфликтное или враждебное отношение к мужчинам и неспособность любить – что бы это слово ни означало. Если только они не отказываются от женской роли совсем, они восстают против нее или же исполняют ее в искаженном виде. В любом случае, сексуальность здесь повинна гораздо больше, чем они признают. «Не все те свободны, кто смеется над своими цепями» (Шиллер).
Психоаналитическое наблюдение выявляет еще более поразительное сходство между ними, поразительное настолько, что заставляет на время забыть обо всех их различиях.
Все они в общем-то испытывают вражду как к мужчинам, так и к женщинам, но в их установке по отношению к мужчинам и к женщинам есть различие. В то время как враждебность к мужчинам варьируется у них по интенсивности и мотивации и сравнительно легко выявляется, в отношении к женщинам имеет место абсолютно деструктивная и, следовательно, глубоко затаенная враждебность. Возможно, они смутно и подозревают о ее существовании, но совершенно не представляют себе ни ее реального размаха, ни ее неистовства и безжалостности, ни тем более того, что с этим связано.
Все они решительно занимают оборонительную позицию по отношению к мастурбации. В лучшем случае они, возможно, припомнят, что, будучи малыми детьми, занимались мастурбацией, а то и вовсе станут отрицать, что она когда-либо играла в их жизни какую-то роль. На уровне сознания они здесь совершенно честны. Они действительно не занимаются ею или занимаются в весьма завуалированной форме, не испытывая осознанного желания делать это. Как выявляется позже, у них бывают сильные побуждения такого рода, но последние полностью отделены от остальной личности и тем самым скрыты от нее, в силу того что они смешаны с сильнейшими чувствами вины и страха.
Чем объясняется их чрезвычайная враждебность к женщинам? История их жизни позволяет понять ее лишь отчасти. С их стороны раздаются упреки в адрес матери за недостаток тепла, защиты, понимания, за предпочтение брата, за чересчур строгие требования к тому, что касается сексуальности. Все это более или менее подтверждается фактами, однако пациентки и сами чувствуют, что степень их враждебности несоразмерна с имеющимися у них подозрительностью, протестом и ненавистью.
Истинный смысл раскрывается, однако, в их отношении к женщине-аналитику. Если опустить технические подробности и не только индивидуальные различия, но и различия в способах защиты, характерные для обсуждаемых типов, постепенно вырисовывается следующая картина: они убеждены, что женщина-аналитик их не любит, что на самом деле она недоброжелательно настроена по отношению к пациенткам, что ее задевает, если они счастливы и удачливы, и что особенно она осуждает их сексуальную жизнь, старается воспрепятствовать ей или по крайней мере испытывает желание сделать это.
По мере того как обнаруживается, что все это – реакция на чувство вины и проявление страха, постепенно начинаешь понимать, что и в самом деле у них есть некоторые основания для тревоги, ибо их поведение по отношению к аналитику во время анализа действительно продиктовано открытым вызовом и стремлением расстроить аналитику его планы, причем им даже не важно, если в то же время они помешают себе достичь собственных целей.
Фактически, однако, такое поведение – это всего лишь выход имеющейся враждебности в реальную жизнь. В полном объеме она обнаруживается только при погружении в мир фантазий, представленных в сновидениях и грезах. Здесь царствует враждебность в ее наиболее жестоких архаичных формах.
Ожившие в фантазиях грубые, примитивные импульсы позволяют понять всю глубину чувства вины по отношению к матери и материнскому образу. Более того, они в конце концов позволяют понять, почему мастурбация была полностью прекращена и даже в настоящее время по-прежнему вызывает чувство отвращения. Фантазии сопровождали мастурбацию и, следовательно, пробудили в связи с ней чувство вины. Другими словами, чувство вины касалось не физического процесса как такового, а фантазий. Но подавить можно было только физический процесс и желание его осуществить. Фантазии продолжали жить в глубине души, и, вытесненные в раннем возрасте, они сохранили инфантильный характер. Не отдавая себе отчета в их существовании, пациентка продолжает отвечать на них чувством вины.
Впрочем, физической стороной мастурбации тоже нельзя пренебрегать. Она служит источником сильнейших страхов, суть которых – в опасении навредить себе, причем непоправимо. Содержание этого страха осталось неосознанным, зато нашло многочисленные способы выражения, замаскированные либо под всевозможные ипохондрические страхи, касающиеся всех частей тела с головы до ног; либо под опасения за то, что с пациентками как с женщинами не все в порядке; либо под опасения, что они никогда не смогут выйти замуж и иметь детей; либо, наконец, под общий для всех случаев страх перед тем, что они непривлекательны. Хотя эти страхи непосредственно восходят к физической стороне мастурбации, они тоже становятся понятными только с учетом ее психологического значения.
На самом деле смысл страха заключается в следующем: «Поскольку у меня бывают жестокие разрушительные фантазии относительно матери и других женщин, мне надо опасаться того, что и они захотят разделаться со мной тем же способом. Око за око, зуб за зуб».
Из-за того же самого страха перед возмездием они не чувствуют себя свободно и с женщиной-аналитиком. Несмотря на присутствующую в сознании уверенность в ее порядочности и надежности, они не могут не чувствовать глубокой обеспокоенности тем, что занесенный над ними меч непременно упадет. Они не могут избавиться от ощущения, что аналитик злостно и намеренно старается их помучить. Им приходится лавировать между опасностью рассердить ее и опасностью разоблачить свои враждебные импульсы.
