— Шкоты передних парусов! — снова приказал Карджил. Его пальцы опять забарабанили.
Но он все-таки не терял головы и отдавал приказы в правильной последовательности. «Отчаянный» начал приводиться к ветру. Выбрали шкоты и брасы. В какую-то парализующую секунду судно снова заартачилось, словно намеревалось, как и в прошлый раз, воспротивиться маневру. Но в этот раз инерция вращения была побольше, и в последние несколько секунд благоприятное сочетание ветра и волн развернуло-таки нос корабля на последние необходимые градусы. Он повернулся.
— Круто к ветру! — приказал Карджил рулевому. В голосе его явно слышалось облегчение. — Фока-галс! Шкоты! Брасы!
Закончив маневр, Карджил обернулся к старшим офицерам, ожидая выговора. Хорнблауэр чувствовал, что Буш готов высказать Карджилу все, что о нем думает. Буш искренне верил, что каждому пойдет на пользу жесточайшая выволочка по любому поводу, и обычно он был прав. Но Хорнблауэр внимательно следил за поведением «Отчаянного».
— Продолжайте, мистер Карджил, — сказал он. Карджил с облегчением отвернулся, а Буш удивленно глянул на Хорнблауэра.
— Слишком сильный дифферент на нос, — сказал Хорнблауэр. — Это мешает судну приводиться к ветру.
Может быть, — с некоторым сомнением согласился Буш.
Если нос погружен глубже, чем корма, корабль будет вести себя, как флюгер, упорно стараясь держаться кормой к ветру.
— Это не годится, — сказал Хорнблауэр. — Надо так изменить дифферент, чтоб корма осела минимум на шесть дюймов. Что мы можем переместить на корму?
— Ну… — начал Буш.
Перед его внутренним взором возникли внутренности «Отчаянного», до отказа набитые припасами. Подготовить корабль к плаванью было подвигом Геракла — чтоб разместить все необходимое, пришлось приложить немалую изобретательность. Казалось, по-иному разложить припасы просто невозможно, и все же…
— Может быть… — предложил Буш, и они мгновенно ушли в обсуждение.
Подошел Провс, козырнул и доложил, что «Отчаянный» держит курс на Уэссан, так круто к ветру, как только может. Вполне естественно, что при упоминании Уэссана Буш навострил уши. Вполне естественно, что Провс немедленно включился в беседу об изменении дифферента. Чтоб дать место для ежечасного бросания лага, пришлось отойти в сторону. Ветер хлопал полами их сюртуков. Они в море — позади кошмарные дни и ночи подготовки к плаванию, позади — какое бы подобрать слово? — лихорадочные — да, пожалуй — лихорадочные дни женитьбы. А это нормальная жизнь. Творческая жизнь — делать из «Отчаянного» живой организм, совершенствовать и корабль, и его команду.
Когда Хорнблауэр вернулся к действительности, Буш и Провс все еще обсуждали возможные изменения дифферента.
— По обоим бортам ближе к корме есть пустые пушечные порты, — сказал он. Как нередко случалось, простое решение пришло именно тогда, когда он был занят посторонними мыслями. — Мы можем передвинуть туда две пушки с носа.
Провс и Буш замолкли, обдумывая сказанное, а быстрый ум Хорнблауэра уже просчитывал математическую сторону проблемы. Корабельные девятифунтовки весят по двадцать шесть английских центнеров. Вместе с лафетами и ядрами, которые сложены у пушек, набирается около четырех тонн. Хорнблауэр прикинул на глаз расстояние между носом, кормой и центром плавучести — сорок фунтов до носа и тридцать до кормы. Нет, так дифферент будет слишком сильный, даже при том, что вес «Отчаянного» около четырехсот тонн.
— Как бы рыскать не начал, — сказал Провс. Он пришел к тому же выводу двумя минутами позже.
— Да. Мы возьмем пушки № 3. Это будет в точности, что надо.
— И оставим дыру, сэр? — робко запротестовал Буш.
Дыра, конечно, получится, такая же заметная, как на месте выбитого переднего зуба. Она нарушит ровный ряд орудий, придаст судну неряшливый вид.
— Лучше у меня будет уродливое судно в целости и сохранности, — сказал Хорнблауэр, — чем красивое на мели
у подветренного берега.
— Да, сэр. — Бушу пришлось проглотить это кощунство.
— После того, как припасы будут израсходованы, мы сделаем все, как раньше, — утешил его Хорнблауэр. — Не будете ли вы так любезны заняться этим сейчас же?
— Есть, сэр. — Буш мысленно переключился на проблему перемещения орудий по движущемуся судну. — Я сей-талями сниму их с лафетов и положу на маты.
— Совершенно верно. Я уверен, вы с этим справитесь, мистер Буш.
Никто, кроме сумасшедшего, не станет передвигать пушки на лафетах по кренящейся палубе — они могут вырваться в любой момент. Но, сняв их с лафетов, положив на маты (цапфы не дадут им катиться), пушки можно будет без особого труда перетащить, а потом снова водрузить на лафеты. Буш уже приказал боцману мистеру Вайзу основать сей-тали.
— Надо будет изменить боевое расписание, — неосторожно сказал Хорнблауэр, — и перераспределить орудийные расчеты.
— Есть, сэр, — сказал Буш. Привычка к субординации не позволяла ему явно выказать недовольство — в его ответе проскользнул лишь слабый намек на укоризну. Как первый лейтенант он обязан помнить это сам, без напоминаний со стороны капитана. Хорнблауэр попытался загладить невольную ошибку.
— Я оставляю это на ваше усмотрение, мистер Буш. Доложите мне, когда пушки будут передвинуты.
— Есть, сэр.
Хорнблауэр пересек шканцы, направляясь в свою каюту. Карджил наблюдал за матросами, сновавшими сей-тали.
— Когда передвинут пушки, корабль будет лучше приводиться к ветру, мистер Карджил, — сказал Хорнблауэр. — Тогда у вас будет возможность показать, как вы им управляете.
— Спасибо, сэр, — ответил Карджил. Он, без сомнения, тяжело переживал недавний промах.
Хорнблауэр пошел в каюту: винтики сложной машины какую представляет собой судно, нуждаются в смазке, и долг капитана — эту смазку обеспечить. При его приближении часовой у дверей вытянулся по стойке «смирно». Хорнблауэр оглядел скудную обстановку каюты. С палубного бимса свисала койка. Стул, зеркальце в переборке, под ним парусиновый умывальный таз в раме. У противоположной переборки стол, под ним — рундучок с личными вещами. И все: больше ничего не поместилось. Но малый размер каюты давал и свои преимущества. В ней не было пушек — она располагалась прямо на корме — и при подготовке корабля к бою не надо будет все это убирать.
И это роскошь, это большая удача. Девять дней назад — нет, уже десять — Хорнблауэр был лейтенантом на половинном жалованье, причем выплату ему приостановили после того, как в результате Амьенского мира не утвердили в звании капитан-лейтенанта. Он не знал, откуда возьмется его следующий обед. Одна ночь все переменила. Он просидел ее за картами с несколькими старшими офицерами, один из которых был лордом Адмиралтейства, и выиграл сорок пять фунтов. Король направил в Парламент обращение, в котором сообщал о решении правительства расширить флот до размеров военного времени. Хорнблауэра назначили капитан-лейтенантом и поручили готовить «Отчаянного» к плаванию. Сейчас он мог не волноваться о следующем обеде, пусть даже это будет солонина с сухарями. И — не столько в результате совпадения, сколько вследствие всего этого — он оказался помолвлен с Марией и обречен вступить в ранний брак.
