Он умолк, выжидательно глядя на меня. Я не выдержал.
— К чему вы мне это рассказываете, Мэлони?
— Дело в том… что я мог бы тогда поступить гораздо умнее. Надо было выдать их правительственным войскам со всеми потрохами. Сейчас бы я уже занимал высокий пост где-нибудь в Индии. Но я вел себя как последний болван и не сделал этого. Вот и получил. Чуть не отправился к праотцам по собственной глупости… Вы тоже могли бы вести себя разумнее, доктор.
— Не понимаю, куда вы клоните.
— Подумайте над тем, что я сказал, — с этими словами он удалился.
Я почувствовал, что едва владею собой, настолько события сегодняшнего дня выбили меня из колеи. Вернувшись в свою комнату, я долго ходил из угла в угол и никак не мог сосредоточиться. Меня все раздражало: и эта комната, и мои измятые брюки, которые давно пора было погладить, и ветер, завывавший за окном. А кроме того, я вспомнил, что вот уже третью неделю никак не могу ответить на письмо одной знакомой дамы.
Нет, решил я, так не годится. Надо сесть, успокоиться и собраться с мыслями, иначе у меня голова лопнет от всех этих переживаний. Я сел в кресло, взял блокнот и начал по пунктам записывать все, что вызывало у меня особое беспокойство:
1. Кто стрелял в графа Гвинеда и кто вообще заинтересован в его смерти?
2. Кто открыл крышку люка?
3. Кто остановил Осборна в темноте?
4. Могила Розенкрейца.
5. Имеют ли все эти дела какое-то отношение к старцу, которого мы видели на берегу озера, и к чудовищам графа?
На третий вопрос, пожалуй, можно было бы ответить: никто. Инстинкт самосохранения в человеке настолько силен, что иногда способен буквально творить чудеса. Один мой знакомый выстрелил себе в сердце, причем перед этим очень долго примеривался, чтобы не промахнуться. Он и до сих пор живет и благоденствует, если еще не умер. Врачи утверждают, что сердце в последний момент отпрыгнуло в сторону.
Инстинкт предупреждает человека о надвигающейся опасности. У Пендрагонов, судя по всему, этот инстинкт развит необыкновенно. Граф остановил машину в нескольких метрах от натянутой проволоки. Осборн встал как вкопанный, не дойдя трех шагов до открытого люка. Вероятно, внутренний голос отдал такой решительный приказ, что ему показалось, будто кто-то взял его за руку и сказал: «Стоп!» Раздвоение личности, длившееся одно мгновение.
Второй из этих вопросов: кто открыл крышку люка? На него можно ответить точно так же: никто. Вероятно, этот люк триста лет был открытым. Ну а если все-таки допустить, что здесь имел место злой умысел? Тогда это не мог сделать никто иной, кроме Мэлони. В таком случае и выстрел в графа — тоже его рук дело. Он лазает по старым выщербленным стенам с такой же легкостью, как кошка по деревьям. Я сам видел.
Внезапно открылась дверь — и передо мной возник Мэлони собственной персоной. Некоторое время он дико озирался по сторонам, потом вырвал у меня из рук блокнот и подбежал к настольной лампе.
— Вы что, спятили? — заорал я, вскочив с кресла.
— Что вы писали? — спросил он. — Я не понимаю вашего диалекта, но вижу, что здесь написано: «Роско».
Я заглянул в блокнот.
— Это не «Роско», а «Розенкрейц». Но вам-то какое дело?
Мэлони схватил меня за руку и забубнил на ухо:
— Доктор, не сердитесь… Вы умный человек и все поймете… Сядьте. У нас мало времени…
Он подбежал к двери, выглянул в коридор и вернулся.
— Скажите, доктор, — заговорил он взволнованно, — вы видели те бумаги?
— Какие бумаги?
— Не прикидывайтесь, будто не понимаете. Письма старика Роско, в которых он писал, что его собираются ухлопать, высказывал какие-то подозрения… Да вы сами знаете…
— Ну… — я моментально прокрутил в голове возможные варианты, — допустим, видел.
— И у вас есть свое мнение об этом?
— Есть, — решительно заявил я, входя в роль. — Но я сообщу его только графу Гвинеду.
— По-вашему, симптомы болезни, от которой умер Уильям Роско, можно было вызвать искусственным путем?
— Вполне.
— И вы могли бы это доказать?
— Мог бы, — соврал я, не моргнув глазом.
— Послушайте, доктор, — зашептал он мне на ухо, — не делайте глупостей. Подумайте хорошенько. Чего вы ждете от Пендрагонов? В лучшем случае они вам заплатят за услуги, не больше… Если вы умный человек, а я в этом не сомневаюсь, вы перейдете на нашу сторону. У меня нет времени вдаваться в подробности, сюда каждую минуту могут войти… Вы не представляете себе, сколько у нас денег. Мы дадим вам столько, сколько вы запросите… Вам надо встретиться с Морвином. Если вы согласны, я дам вам его адрес…
В этот момент раздался стук в дверь — и вошел Осборн. Он был очень взволнован, тонкие черты красивого лица исказила болезненная гримаса.
— Прошу прощения, — обратился он к Мэлони, — но мне необходимо переговорить с вами тет-а-тет. Может быть, пройдем ко мне?
— У меня нет секретов от доктора. Он мой друг.
— Как вам угодно. Но хочу сразу предупредить, что дело это несколько деликатного свойства, и вряд ли вам будет приятно, если наш разговор состоится при свидетеле. Я действую по поручению моего дяди, который попросил меня сообщить вам кое-что.
— Ну-ну, послушаем. Наконец-то милорд удостоил меня своим вниманием.
— Ужасно неприятное поручение, — сказал Осборн. Он сел, снова встал, закурил. Ему было явно не по себе.
— Дело вот в чем, — начал он после долгих колебаний. — В отсутствие моего дяди произошел еще один странный случай. Кто-то проник в его кабинет и рылся в ящиках письменного стола и в шкафах. Дядя говорит, что взломщик действовал довольно умело, но все-таки оставил следы.
— И что пропало? Деньги?
— Нет, ничего не пропало.
— Стало быть, и нечего огород городить. А какое я имею отношение ко всему этому?
— Граф Гвинед поручил мне передать вам, что он не держит в замке бумаги, относящиеся к делу Роско.
— Уж не думаете ли вы, что это моих рук дело? — взвился Мэлони.
— Тут еще вот какое обстоятельство, — продолжал Осборн. Он уже справился со своим смущением, и в его голосе появилась твердость. — Злоумышленник мог проникнуть в кабинет графа только через окно. На двери надежные запоры, и кроме того, она всегда под охраной. И граф, зная, что вы прекрасный скалолаз…
— Довольно! — вскричал Мэлони. — Хватит с меня оскорблений! Я ухожу, и больше ноги моей не будет в вашем замке! Граф еще пожалеет…
— Да, и еще граф просил передать вам вот это… Я чуть не забыл.
И Осборн протянул ему короткий кривой нож. Этот или очень похожий нож я недавно видел у Мэлони.
— Проклятье! — воскликнул тот и стремглав бросился из комнаты.
