Я чувствовал, что граф хочет увести разговор от главного вопроса.
— А где тело Асафа Пендрагона? В склепе его нет.
Граф долго молчал.
— Наверно, перенесли куда-нибудь, — сказал он наконец. — Взяли и перезахоронили в ллэнвиганском парке. Вероятно, это сделал тринадцатый граф Гвинед, Джон Бонавентура…
Джон Бонавентура! На это имя я наткнулся в лондонской библиотеке, читая семейную хронику. У меня тогда сразу возникло ощущение, будто оно где-то мне уже попадалось. И вот теперь я внезапно вспомнил, где именно. И сказал:
— Понимаю. Он открыл могилу, как только прошло сто двадцать лет…
— Откуда вы знаете? — ошеломленно вскричал граф.
— Прочел в мемуарах Ленгля де Фреснуа.
— Ленгля де Фреснуа? Который в 1760 году написал об алхимиках?
— Он самый.
— И что же еще примечательного вы прочли в его мемуарах?
— Всего уже не помню, но кое-что меня поразило. Кажется, он утверждал, будто Асаф Пендрагон вовсе не умер…
— Скажите, как к вам попали мемуары Ленгля де Фреснуа?
— Эта рукопись была обнаружена среди наследия виконта Брэдхилла. Год назад мы каталогизировали его библиотеку, там я наткнулся на нее. Сейчас она в Британском музее.
— Как вы сказали? В Британском музее? Какой ужас!
Граф начал мерить большими шагами зал библиотеки. И я понял, что этот зал явно проектировался с расчетом вот на такие прогулки. Пол гудел под его шагами, и бюсты знаменитых старцев боязливо вздрагивали на полках.
— Надо что-то делать, доктор, надо принять какие-то меры. Для меня невыносима мысль, что самые сокровенные тайны моих предков сейчас доступны всем и каждому. Такое ощущение, будто наш фамильный склеп превратился в проходной двор… Кроме того, я хотел бы знать содержание этой рукописи. Короче говоря, мне необходимо заполучить ее… Но я сейчас не могу покинуть Ллэнвиган. Эти гангстеры… Послушайте, доктор, а если я вас попрошу съездить в Лондон?
— С удовольствием, милорд.
Граф успокоился и вернулся в свое кресло.
— Британский музей в некоторой степени является моим должником. Когда я унаследовал графство, я подарил им довольно много интересных книг. Вы сходите к директору библиотеки и предложите что-нибудь на обмен. Как вы думаете, что лучше предложить?
— Мне кажется, что-нибудь из персидских кодексов.
— Прекрасная идея. Завтра утром мы отберем несколько кодексов, и вы ему предложите любой из них на выбор. По-моему, такая персидская книга стоит в десять раз дороже, чем рукопись Ленгля де Фреснуа. Если у вас возникнут какие-то трудности, обратитесь к моему адвокату Александру Сетону. Я сейчас же напишу письма — и ему, и директору библиотеки.
— Милорд, — произнес я прочувственно, — я буду счастлив взойти на ступени Британского музея в качестве посла Ллэнвигана.
В дверь постучали — и вошел Роджерс, который принес мои патроны.
— В парке ничего подозрительного не обнаружено, — доложил он.
— Проверьте еще раз все ворота, — распорядился граф. — И поставьте стражника возле лестницы, ведущей в покои Цинтии и Осборна.
Мы попрощались, и я отправился спать.
* * *
Но спать не хотелось. Я сидел у себя в комнате и взволнованно курил сигарету за сигаретой, перебирая в памяти события сегодняшнего дня. Могила Розенкрейца, открытый люк, неожиданное разоблачение Мэлони и его стремительное бегство — все это тревожило воображение и наполняло душу смутным беспокойством.
Я поднялся, включил верхний свет и начал метаться из угла в угол, будучи не в силах совладать со своими взвинченными нервами. И неудивительно: со мной иногда месяцами ничего не случалось, а тут вдруг столько всего за один день…
За окнами послышался какой-то шорох… или, может, шелест крыльев? Наверно, сова… Странная птица! Видит в темноте, как коннемарец.
Кто-то вскрикнул — испуганно, встревоженно, как будто внезапно разбуженная птица.
Раздался сильный треск — вероятно, порывом ветра сломало большой сук.
Вслед за этим донеслись мягкие шаги… видимо, проснулась собака. Здесь живут два сенбернара: Максим и Эмир. Странно, что такие большие животные умеют ходить так тихо.
Хотя нет… это человеческие шаги. Кто-то прохаживается прямо у меня над головой. Там апартаменты графа. Кажется, он тоже не может заснуть.
И какие-то непонятные звуки… будто кто-то скребет стену. Не иначе как ангелы-хранители Ллэнвигана производят в замке генеральную уборку.
И вдруг в ночь ворвался жуткий неописуемый вопль. И тут же — глухой удар, где-то внизу, в самом низу, ниже некуда.
Я подбежал к окну. На земле лежало что-то темное. Это было человеческое тело, которое слабо подергивалось в предсмертных судорогах. А надо мной, на балконе, кто-то стоял. Какая-то фигура в черном старинном одеянии. Кажется, я где-то уже видел этого субъекта. А может, это был просто плод моего воображения, не в меру разыгравшегося в таинственной ночной тьме?..
В следующее же мгновение черный призрак исчез, тихо растворился в сумраке.
И сразу вокруг зашумела жизнь, возвращая меня к реальности. Отовсюду послышались человеческие голоса, хлопанье дверей, топот ног. По саду забегали люди с фонарями. И я, стряхнув оцепенение, поспешил вниз.
Возле мертвого тела уже собралась небольшая толпа. Там стоял и граф — взлохмаченный, в ночной пижаме. Осборн появился в накинутом на плечи дождевике.
Кто-то приподнял голову покойного и осветил карманным фонариком его лицо. Мы узнали Мэлони.
Когда видишь так близко смерть, поневоле задумываешься о том, что все — суета сует. Человек столько времени изворачивался, хитрил и плел бесконечные небылицы в духе Мюнхаузена, скрывая в душе нечистые помыслы, а теперь лежит здесь, неподвижный и равнодушный ко всему. Он вернулся сюда после того, как обеспечил себе алиби бегством на похищенном мотоцикле, и вскарабкался по стене, намереваясь проникнуть в апартаменты графа, но сорвался, или его столкнули, что вернее всего. Даже коннемарцы расшибаются насмерть, если падают с третьего этажа.
Граф, как всегда, был хозяином положения. Он деловито распорядился, куда унести тело, после чего все начали расходиться.
Мы поднимались по лестнице вместе с Осборном, и я услышал странные слова, сказанные им в адрес бедняги Мэлони:
— Это был самый симпатичный из всех наемных убийц, которых я когда-либо видел.
В ту ночь меня мучили кошмары. Сказались все волнения минувшего дня. Я просыпался через каждые пять минут, со стоном переворачивался на другой бок и снова погружался в тяжелое забытье.
Около трех часов ночи меня разбудил стук копыт. Я бросился к окну и увидел, как и в первую ночь, всадника с факелом, скачущего в сторону Пендрагона.
