Мы пришли в ресторан, где меня уже ждал доктор Ву Сэй. Увидев, что я привел какого-то чужака, китаец спрятался за самой дружелюбной улыбкой, какую только мог изобразить, и за все время обеда едва проронил несколько слов. Но тем разговорчивее был Мэлони. Он еще раз покорил мое сердце, показав, что не только любит, как и я, китайскую кухню, но и прекрасно в ней разбирается. Обычно, обедая в китайском ресторане, я доверял выбор блюд Ву Сэю и, поглощая что-то мелко нарубленное и очень вкусное, даже не задумывался, что это может быть: свинина, лепестки роз или какие-нибудь водоросли. Но на этот раз инициативу взял в свои руки мой новый знакомый, продемонстрировав такие познания в области китайской кулинарии, что я только диву давался.
— Вам в какую сторону? — спросил он, когда мы вышли из ресторана.
Я сказал, что иду к себе в гостиницу.
— Слушайте, а если я вас провожу маленько, как вы на это посмотрите?
Его непосредственность решительно не знала никаких границ.
— Скажите, — смущенно спросил он, когда мы двинулись в путь, — а вы случайно не из немчуры?
— Нет. Я венгр.
— Венгр?
— Да.
— А это что, такая национальность? Или вы просто насмехаетесь над моей необразованностью?
— Ну зачем же? Я действительно венгр.
— Интересно. А где живут венгры?
— В Венгрии. Между Австрией, Румынией, Чехословакией и Югославией.
— Но ведь… все эти страны выдумал Шекспир. — Он весело рассмеялся, а потом, словно извиняясь, добавил: — Нет, я вам верю, но все-таки… А на каком языке говорят венгры?
— На венгерском.
— Скажите что-нибудь по-венгерски.
Я продекламировал первое, что пришло в голову:
Fehér falak, szőke gerendák,
Csöndes, bus falusi házunk,
Ugy-e, ha mi titokban vagyunk
Nem komédiázunk?
Gyónó, csöndes, nagy sugdosásban
Sirjuk ki mély titkainkat
S ha belenézünk az éjszakába,
Felénk árnyak ingnak.
S mennyi mindent tudunk mi gyónni
Álmatlan éj-órák sorján.
Csitt, jajgatva fut le a hóviz
Звучание родной речи неожиданно ошеломило меня самого. За последние несколько лет я едва ли произнес по-венгерски два-три слова.
— Красивый язык, — кивнул Мэлони. — Но вы меня не проведете. Вы говорили на хинди. Это какая-то индийская молитва. Я ее уже слышал… Кстати, если уж мне выпала удача встретиться с настоящим венгром, я не прочь укрепить нашу дружбу. Давайте поужинаем сегодня вместе. Я вас очень прошу. Если я вам показался недоумком, ничего страшного. Со временем привыкнете, как другие привыкли. Зато я вас познакомлю с очень умным молодым человеком, который недавно приехал из Оксфорда. Он племянник какого-то лорда и настоящий ученый. Пятисложные слова, о которых человек и слыхом не слыхивал, он выговаривает с такой же легкостью, как мы слово «шляпа».
Поколебавшись немного, я принял его приглашение. Люблю знакомиться с людьми, к тому же у меня сейчас не было никаких особых дел. И, откровенно признаться, я был заинтересован тем, что Мэлони пригласил меня в «Савой» — место чересчур фешенебельное для того, чтобы я мог прийти туда сам по себе. Мне это было бы просто не по карману. И теперь я совсем другими глазами смотрел на Мэлони. «Хоть он и пентюх, — думал я, — однако из благородных».
* * *
Вечером мы встретились в баре ресторана «Савой». Мэлони я нашел в компании стройного молодого человека приятной наружности и спортивного вида, коим всегда отличались воспитанники Оксфорда.
— Знакомьтесь. Осборн Пендрагон, — представил мне Мэлони своего друга.
— Пендрагон? — вскричал я. — Уж не родственник ли вы графа Гвинеда?
— Это мой дядя, — произнес Осборн Пендрагон, как-то странно растягивая слова. — Вы позволите заказать вам коктейль?
Но мне сейчас было не до коктейля.
— Вероятно, вы проводите летние каникулы в Ллэнвигане? — спросил я.
— Вы недалеки от истины, — улыбнулся мой собеседник. — Послезавтра я собираюсь сменить местный климат на горный воздух Уэльса.
— Я тоже скоро еду туда.
— Наверно, в Ллэндидно на воды? Что до меня, то я предпочитаю свою ванную комнату. Там больше комфорта и меньше народу.
— Нет, про это место я впервые слышу.
— Так, может, вы собираетесь совершить восхождение на Сноудон?
— Нет.
— Странно. По-моему, в Северном Уэльсе больше и нет ничего примечательного.
— Ну почему же? Например, Ллэнвиган.
— Что вы сказали?
— Граф Гвинед любезно пригласил меня погостить в ллэнвиганском замке.
Внезапно Мэлони издал боевой клич древних ирландцев и, схватив меня за руку, едва не выдернул ее.
— Что это значит? — удивился я.
— Это значит, что мы можем ехать все вместе! Меня ведь пригласил туда Осборн. Какая игра случая! И надо же было мне забрести в читальный зал Британского музея… А потом из пятисот тамошних аборигенов выбрать именно вас, чтобы пристать со своими дурацкими расспросами… И вот теперь выясняется, что мы будем жить под одной крышей. Потрясающе! За это надо выпить.
В самом деле, это была какая-то странная и необъяснимая случайность. Мне стало не по себе. Как будто мистическая атмосфера ллэнвиганского замка заранее окружила меня уже здесь, в центре Лондона. Сердце сжалось от ощущения неведомой опасности…
Да нет, ерунда, сказал я себе, просто нервы разыгрались. Подозревать этого дурачка Мэлони и манерничающего юного аристократа в том, что они отмечены печатью рока и за ними стоят какие-то потусторонние силы, по меньшей мере несерьезно.
Осборн сохранял полное спокойствие.
— Даже случайность в наши дни деградирует, — сказал он, поднимая голос к концу фразы. — Во времена Лютера, например, случайность состояла в том, что молния могла ударить в землю прямо перед носом, не причинив человеку никакого вреда. И Реформация явилась прямым результатом такой случайности. В наши же дни случайность проявляется только в том, что два джентльмена едут вместе на отдых. Где же тут судьба, где роковое стечение обстоятельств, в силу чего в нас созревает наиважнейшая добродетель, amor fati
[3], о которой упоминал Ницше, если я правильно помню?
