В течение многих лет я подспудно вел большую подготовительную работу, готовясь к осуществлению своего замысла. Наибольшие сомнения вызывал у меня жанр будущего произведения. Я мог бы написать историческое исследование, монографию. Поскольку события того периода получили достаточно широкое освещение в трудах многих историков, мне оставалось бы только добавить кое-какие живописные детали, попутно изложив свою точку зрения на вышеупомянутые события. Но для того, чтобы найти что-то интересное и действительно заслуживающее внимания, требуется проштудировать массу всевозможной литературы, а милые моему сердцу парижские библиотеки стали для меня недоступными на неопределенный срок
[12].
Я мог бы написать роман; должен признаться, что эта мысль довольно долго не давала мне покоя. Но у меня никогда не хватало смелости взяться за исторический роман. Какая-то сверхщепетильность мешала мне вкладывать в уста существовавших на самом деле людей слова, которые они никогда не произносили, а в их сердца — чувства, о которых я могу только догадываться, и к тому же отправлять их в путешествия, которых они никогда не совершали.
В конечном итоге я пришел к жанру, которому затрудняюсь дать название. Можно было бы определить его как «правдивая история» или «история, взятая из жизни», поскольку я поставил себе целью показать без всяких романтических прикрас знаменательные события эпохи Людовика XVI, в которых мировая историография уже в значительной степени сумела разобраться. Тут нечего приукрашивать, поскольку именно в тех событиях сконцентрировались наиболее характерные черты эпохи. Это гениальная драма, созданная самой жизнью.
Исходным материалом для меня послужила история тяжбы, завязавшейся вокруг знаменитого ожерелья, которая довольно подробно описана в прекрасной книге Франца Функ-Брентано «Афера с колье», построенной на богатом фактическом материале. Я не ставил себе задачей дать какую-то новую версию тех событий, ибо они говорят сами за себя и тут нечего добавить. У меня была другая цель: воссоздать ту обстановку, которая предшествовала французской революции. Как раз поэтому я не слишком много внимания уделил перипетиям, связанным с ожерельем, зато постарался ввести в свое повествование как можно больше мелких, но достаточно характерных фактов, дабы читатель имел возможность ощутить неповторимую атмосферу эпохи. Все эти факты я пытался истолковать в той степени, в какой считал это необходимым, и в меру своего разумения, сознавая, однако, что История в конечном счете необъяснима.
Глава первая
ОЖЕРЕЛЬЕ
В годы, предшествовавшие Великой французской революции жили в Париже два немецких ювелира: Карл Август Бёмер (его фамилию французы произносили на свой лад: Бомер; так в дальнейшем будем называть его и мы) и Поль Боссанж, француз по происхождению, чьи предки, будучи гугенотами, в свое время покинули Францию, спасаясь от преследований, и обосновались в Лейпциге. Поль Боссанж вернулся на родину предков и сделался компаньоном стареющего Бомера, который к тому времени стал известным ювелиром, еще в период правления Людовика XV купив себе титул «ювелира королевского двора».
Оба мастера были людьми совершенно незаурядными, особенно Бомер, сыгравший в этой истории наиболее значительную роль. Они были одержимы манией величия и мечтали о славе и бессмертии. На протяжении многих лет они усердно и кропотливо скупали все самые красивые алмазы Европы, выставляемые на торги. Но скупали отнюдь не для того, чтобы придать им обрамление, соответствующее вкусам парижан, и продавать с выгодой для себя, а потом, сколотив состояние, приобрести такие поместья, владение которыми давало право на получение дворянского титула. (Так, кстати, поступали тогда многие разбогатевшие мещане.) У Бомера и его компаньона были другие намерения. Они складывали купленные алмазы в сейф, а когда накопили уже изрядное количество, приступили к созданию великого произведения. В результате на свет появилось самое дорогостоящее в те времена изделие ювелирного искусства. Вот об этой-то уникальной драгоценности, о роковом бриллиантовом ожерелье и пойдет речь в нашем повествовании.
Это ожерелье видели очень немногие даже из тех, кто имел непосредственное отношение к данной истории (позже мы узнаем почему); оно так и не украсило ни одну женскую шейку; над ним явно с самого начала тяготело какое-то проклятие, как над знаменитым кольцом нибелунгов, которое приносило несчастье всем своим обладателям, пока не обрело вечный покой на дне Рейна. Уже гораздо позже усердные исследователи обнаружили среди бумаг Бомера эскизы этого ожерелья, и теперь мы по крайней мере можем себе представить, как оно выглядело. Судя по эскизам, ожерелье, в общем-то, не отличалось особой красотой: невероятно крупное и какое-то несуразное, оно напоминало аляповатые украшения, что находили при раскопках, относящихся к периоду великого переселения народов, и способно было скорее ошеломить, чем вызвать чувство восторга. Оно состояло из трех унизанных бриллиантами и соединенных между собой цепочек, одна из которых была длиннее других; с них свисали бриллиантовые медальоны, а завершалось все это сооружение четырьмя алмазными подвесками.
Бомер и Боссанж создавали свое ожерелье с расчетом на графиню дю Барри, фаворитку Людовика XV, надеясь, что король заплатит требуемую сумму. Но Людовик XV внезапно заболел черной оспой и умер всеми покинутый, а графиню дю Барри сослали в Лувесьенн, и ювелирам пришлось искать нового покупателя. Они предложили ожерелье испанскому двору, но там пришли в ужас от запрошенной ими цены.
Вскоре они уразумели, что на свете есть только один человек, которому самой судьбой предназначено владеть этим сокровищем: Мария Антуанетта, юная королева Франции. Конечно, в те времена многие монархи, по свидетельству историков, были весьма неравнодушны к драгоценностям, но Мария Антуанетта в отличие от всех своих современников испытывала к ним совершенно непреодолимую, прямо-таки болезненную страсть. У нее было гораздо больше драгоценностей, чем у других королев. Огромное количество бриллиантов она привезла в сундуках с приданым со своей родины — из Вены, потом Людовик XV, дед ее мужа, подарил ей бриллианты и жемчуга своей покойной невестки Марии Жозефы, в том числе жемчужное колье, в котором самая маленькая жемчужина была размером с земляной орех. (Это колье когда-то принадлежало Анне Австрийской, супруге Людовика XIII.)
Мария Антуанетта не могла упрекнуть мужа в скупости, но она жаждала все новых и новых драгоценностей и тайком от него пополняла заветную сокровищницу, к вящему неудовольствию своей матери, мудрой и благочестивой Марии Терезии, которая в письмах строго бранила ее за расточительство, без конца твердя, что нет на свете более ценного сокровища, чем бодрость духа.
Бомер уже имел возможность убедиться в этой слабости юной королевы: в 1774 году она купила у него за триста шестьдесят тысяч ливров серьги с шестью бриллиантами, которые также первоначально предназначались графине дю Барри. Бомер просил за эти серьги четыреста тысяч, но королева велела вынуть из них два бриллианта и заменила их собственными, чтобы сбавить цену, а оставшуюся сумму выплатила по частям.
