Появившись в Вене, он сразу же покоряет столицу империи. О нем говорит весь город, все дамы от него без ума, что, в общем-то, и неудивительно. Он организовывает прямо-таки царские выезды на охоту, его костюмированные балы — это настоящие театрализованные зрелища. В Бадене он устраивает народное празднество, на котором гуляет вся Нижняя Австрия. На его званые ужины собирается вся венская аристократия; в нарушение дипломатического этикета гостей рассаживают не за длинным столом, а за маленькими столиками, где они могут чувствовать себя как дома. После ужина — карты, выступления артистов, танцы и легкий флирт в роскошных залах дворца Лихтенштейн и иллюминированных аллеях парка. Все как в Версале.
Но это лишь внешняя сторона медали. Оборотная же выглядит прямо противоположным образом: у Рогана нет денег. Говорят, что он с разрешения короля получил от казны залоговый кредит в миллион ливров. Но этого не могло хватить надолго. Он уже не в состоянии был регулярно платить своим служащим, и те, прикрываясь своей дипломатической неприкосновенностью, занялись контрабандой. Причем с таким энтузиазмом, с такой истинно французской нахальной непосредственностью, что Мария Терезия, дабы не вызвать обиду версальского двора, вынуждена была принять меры, ущемляющие экстерриториальность всего дипломатического корпуса, аккредитованного в Вене.
Короче говоря, у Рогана действительно не было денег, и это подтверждает вся история тяжбы, связанной с Ожерельем. Но почему, как это могло быть? Ведь только страсбургское епископство и принадлежавшие ему аббатства приносили ежегодно шестьдесят тысяч ливров, если судить по документам, фактически же доход составлял почти четыреста тысяч.
Поскольку мы рассматриваем Рогана как характерного представителя определенного общественного класса, небезынтересно было бы привести несколько данных о доходах таких же, как и он, вельмож. Процитируем с этой целью два отрывка из книги Функ-Брентано «Vieux régime»
[13]:
«Господину де Сартену, начальнику полиции, выдано из королевской казны 200 000 ливров, чтобы он смог покрыть часть своих долгов. Ламуанон, хранитель государственной печати, получил небольшую материальную помощь также в размере 200 000. Но это сущий пустяк, ибо его преемник Миромениль получил 600 000 на то, чтобы обставить свои апартаменты. Герцогу д’Агильону в 1774 году, когда его уволили из министерства, выплатили 500 000 ливров в качестве возмещения ущерба. Вдове военного министра маршала Мея положили персональную пенсию в размере 30 000 ливров в год. Пенсия графа Сен-Жермена, изгнанного из военного ведомства, составляла 40 000, кроме того он получил еще 155 000 в виде компенсации».
«Герцогу Полиньяку Мария Антуанетта велела выдать 1 200 000 ливров, герцогу Сальму — полмиллиона. Калонн за тот период, когда он ведал финансовыми делами Франции, выплатил 56 000 000 ливров старшему брату короля графу Прованскому и 25 000 000 — графу д’Артуа, младшему брату. Что за безрассудство!»
Эти факты действительно ошеломляют. Какая чудовищная прихоть заставляла французских королей сорить деньгами направо и налево, раздавая совершенно фантастические суммы людям, не имевшим никаких других достоинств, кроме аристократического происхождения? Объяснение тут довольно простое. Конечно же, ни о каком сумасбродстве и речи нет, это всего лишь неизбежные последствия исторического процесса. Франция, как и другие европейские государства, в средние века оказалась в руках крупных феодалов. Французские короли в течение столетий пытались объединить страну под своим началом, отобрав власть у феодалов. Как известно, этого в конце концов удалось добиться Людовику XIV, после чего он с полным правом мог заявить: «Государство — это я». Феодальная знать превратилась в придворную, высокородные дворяне не могут больше обитать в своих имениях, им необходимо находиться возле короля, который косо смотрел на любые отлучки своих приближенных и в два счета мог лишить их своего благоволения. Подати с народа теперь уже взимают не они, а королевские интенданты и откупщики, и деньги текут в королевскую казну. Нужно как-то компенсировать высшему дворянству этот ущерб, и им раздают огромные пенсии и богатые подарки, их назначают на самые доходные государственные должности, ставят во главе церковных округов и армий. Проходит какое-то время — и выясняется, что в этом уже нет необходимости. Аристократия больше не обладает реальной властью и не способна взбунтоваться против короля (но и поддержать его тоже не в состоянии, и это одна из основных причин быстрой победы революции). Однако ситуация уже сложилась таким образом, что высшая знать находится на полном иждивении короля. То, что раньше было разумной и вполне обоснованной компенсацией за причиненные убытки, приобрело видимость безумного расточительства и вызывало осуждение и гнев народа.
Кстати, интересно отметить, что при всем своем расточительстве королевский двор постоянно задалживает поставщикам. Например, когда пост министра финансов занимал Тюрго, долг короля поставщикам вин составлял 800 000 ливров, поставщикам провианта — три с половиной миллиона.
А вот несколько фактов, свидетельствующих о том, что по размаху мотовства и размерам долгов аристократы успешно соперничали с королевской семьей. Маршал Субиз (родственник Рогана) однажды пригласил короля отужинать и переночевать в своем сельском замке; это обошлось ему в 200 000 ливров. Мадам де Матеньон отдавала 24 000 ливров в год, чтобы ей ежедневно делали новую прическу. Когда Роган стал кардиналом, он купил себе ризу ручной работы, отделанную кружевами и стоившую более 100 000 ливров. А вся кухонная утварь у него была из чистого серебра. Собственно, это и неудивительно, если принять во внимание, что аристократы обращались с деньгами весьма беспечно; никому и в голову не приходило копить их, откладывать на черный день. Зато ничего не стоило взять и выбросить деньги в окно. Именно так поступил маршал Ришелье, когда его внук, которому он подарил кошелек, полный денег, вернул кошелек обратно, не зная, на что их потратить. Эти деньги пришлись очень кстати дворнику, который как раз в это время вышел подмести улицу.
Уйма денег уходила на содержание многочисленной прислуги. В нашем старом путеводителе по Парижу, книге Мерсье, мы находим интересные наблюдения, касающиеся домашней челяди: «Камердинер, состоящий на службе у большого вельможи, имеет иногда до 40 000 ливров в год и у него у самого есть слуга, а у того, в свою очередь, есть мальчик на побегушках. В обязанности младших слуг входит чистить одежду монсеньера и приводить в порядок его парик; старший слуга получает все это уже из четвертых рук, и ему остается только водрузить приготовленный парик на министерскую голову, в которой гнездятся судьбоносные мысли. После выполнения этой высокой функции наступает и его звездный час: подчиненные ему слуги одевают его, при этом он надменно бранит их за малейшую провинность, а потом велит закладывать свою карету. Лакей знатного вельможи носит золотые часы, кружева и алмазные пряжки и крутит романы с продавщицами модных магазинов. Он принимает гостей, оказывает протекцию — разумеется, за соответствующую мзду — и вообще является вторым человеком в доме после барина. У его слуг нет собственных экипажей, но им тоже живется неплохо».
