Короче говоря, Жанне были известны оба эти случая, так что мысль выдать себя за подругу королевы не блистала оригинальностью. Но гениальный человек тем и отличается от остальных, что такие мелочи его не заботят. Так, Шекспир почти все позаимствовал у своих предшественников — и сюжеты, и сценические приемы, и стиль, — и тем не менее его произведения вошли в золотой фонд мировой литературы.
Здесь уместно привести замечательное изречение Шамфора, современника Жанны: «Ни одна добродетель не в состоянии вознести женщину на более высокую ступень общественной лестницы; это может сделать только грех».
Все началось с того, что кардинал Роган в доверительной беседе пожаловался Жанне на оскорбительную холодность королевы, которая упорно не желает удостоить его своим вниманием. «Эта доверчивость дорого обошлась кардиналу, — замечает аббат Жоржель, — ибо привела к последствиям, не имеющим аналогов в истории человеческой глупости».
Жанна де ла Мот поведала кардиналу, в каких добрых отношениях она теперь находится с королевой и даже для вящей убедительности показала ему несколько писем, написанных на белой бумаге с водяными знаками, голубой каемкой и лилией в левом верхнем углу. Письма Марии Антуанетты Жанне де Валуа.
Надо думать, она так ловко обстряпала это дело, что кардинал в конце концов сам попросил ее замолвить за него словечко перед королевой. И вскоре Жанна сообщает Рогану, что выполнила его просьбу. Королева якобы выслушала ее и ничего не сказала, однако похоже, что она не испытывает к кардиналу неприязни, и, по-видимому, ситуация далеко не безнадежна.
Постепенно из Версаля поступают все более утешительные вести. Королева начинает проникаться доверием к кардиналу, ей чрезвычайно импонирует великодушие, проявленное Роганом к своему незадачливому племяннику герцогу Гименею, впутавшемуся в неприятную историю. Наконец-то она поняла, какое у кардинала доброе сердце, и раскусила подлого интригана Мерси д’Аржанто…
Так проходят несколько месяцев. И вот в один прекрасный день Жанна с сияющим видом является к Рогану и сообщает ему, что ждать уже осталось недолго, ибо королева готова вернуть ему свое расположение.
Роган безоговорочно верит каждому ее слову, а Жанна, опьяненная успехом, продолжает ковать железо, пока горячо. Она говорит, что королева обязательно поприветствует его кивком головы, когда будет проходить по Зеркальной галерее. Роган опять верит и с замирающим сердцем принимает на свой счет легкий кивок, обращенный ко всем присутствующим.
А Жанна идет дальше. Она побуждает кардинала написать королеве письмо, чтобы обелить себя, опровергнуть те обвинения, которыми его постоянно осыпали недоброжелатели. Роган долго мучается над этим посланием, двадцать раз переписывает его и наконец вручает Жанне.
Ответ не заставляет себя ждать. «Я очень рада, — пишет королева, — что мне больше не в чем вас упрекнуть. Аудиенцию, о которой вы просите, покамест вам дать не могу. Когда позволят обстоятельства, я вас оповещу. Наберитесь терпения».
По свидетельству аббата Жоржеля, эти несколько строчек привели кардинала в неописуемый восторг. Отныне он считает Жанну своим ангелом-хранителем, который расчищает ему путь к блаженству. Теперь она может вить из него веревки и получать все, что ей заблагорассудится.
Она советует ему написать королеве письмо с выражением благодарности — и он следует ее совету. Королева отвечает ему, начинается оживленная переписка. Эти письма до нас не дошли (о причине — чуть позже). Но аббат Жоржель, который читал их, свидетельствует, что письма королевы становятся все более сердечными и многообещающими. Чувствуется, что почтительная настойчивость Рогана принесла плоды — королева уже явно благоволит к своему поклоннику.
А обстановка во Франции накалялась, люди теряли уверенность в завтрашнем дне. Все шире разевало пасть страшное чудовище по имени Дефицит, готовое поглотить всю страну. Министр финансов Калонн, человек умный и предприимчивый, тщетно пытался воспрепятствовать этому… На Париж обрушилось жаркое, удушливое лето. В такую погоду лучше было бы находиться в Саверне, но Роган сидел в отеле «Страсбург» и терпеливо ждал весточки. Королева обещала назначить ему встречу где-нибудь в уединенном месте, чтобы побеседовать, не привлекая внимания любопытных. Это было уже нечто большее, чем простая благосклонность, и кардинал с замиранием сердца чувствовал, что скоро наступит его звездный час.
И вот наконец настал этот долгожданный миг. Ему приносят записку королевы: «Завтра в полночь в версальском парке, в беседке Венеры». Завтра — одиннадцатого августа 1784 года.
Беседка Венеры, беседка Венеры… Уже само название обещает так много…
На другой день Роган является в версальский парк задолго до полуночи. На нем длинный черный плащ, как у заговорщика, широкополая шляпа надвинута на глаза. Он слоняется по пустынным аллеям парка, только изредка навстречу ему попадаются влюбленные пары, да время от времени вскрикивают на ветках птицы.
Стемнело, близится полночь. Роган подходит к мраморной лестнице, там находится беседка Венеры. Она называется так потому, что там собираются установить статую Венеры. (Ее, кстати, так никогда и не установят.)
В беседке совсем темно. В окнах дворца не горит ни одна свеча, безмолвствуют фонтаны Версаля, о чем-то тихо шепчутся деревья, наклоняясь друг к другу, а среди кустов белеют призрачные очертания статуй богов.
Раздаются шаги. К беседке приближаются трое: две женщины и мужчина. В мужчине Роган узнает графа де ла Мота. Одна из дам — Жанна, а другая…
Жанна и ее муж отходят в сторонку, а дама нерешительно поднимается по ступенькам. Теперь уже Роган узнает ее или скорее угадывает эти прелестные черты, походку… и эту пелерину он тоже видел. Именно в ней королева изображена на портрете, написанном мадам Виже-Лебрен и висящем в большой гостиной дворца. Роган почтительно склоняется и целует край платья королевы. Это не пустой жест, это единственный способ выразить те чувства, которые он испытывает.
Она тихо, очень тихо произносит какую-то фразу. Но Рогану удается уловить смысл сказанного или по крайней мере ему кажется, что он услышал: «Будьте спокойны, прошлое забыто». У нее из рук падает роза. Роган опускается на колени. И вдруг перед ними возникает какая-то тень.
— Надо уходить, быстрее! — раздается драматический шепот. — Сюда направляются графиня д’Артуа и Мадам.
Ла Мот бросается в беседку, подхватывает королеву под руку, и они поспешно удаляются, а Жанна уводит кардинала. Он снова низко надвигает на лоб шляпу. Его душа наполнена сладостным упоением, и ему даже в голову не приходит задаться вопросом: чего это вдруг среди ночи понадобилось в парке графине д’Артуа, невестке короля, и Мадам, его сестре?
Человеком, предупредившим о мнимой опасности, был уже известный нам Рето де Вилье, в полном смысле слова доверенное лицо Жанны. Он же под диктовку Жанны писал своим изящным женским почерком письма королевы.
Но кто же изображал королеву?
* * *
