В Лионе он свел знакомство с магистрами лож, повсюду выступал с речами, вербуя сторонников, и в конце концов основал ложу по египетскому образцу, которую скромно назвал «Триумф мудрости». Главные пункты устава новой ложи были определены документом, который начинался следующими словами:
«БЛАГОЧЕСТИЕ, СПЛОЧЕННОСТЬ, МУДРОСТЬ, ФИЛАНТРОПИЯ, ПРОЦВЕТАНИЕ.
Мы, Великий Копт, основатель и гроссмейстер благородного египетского масонства, как в восточных, так и в западных землях подлунного мира, доводим до сведения наших адептов…»
Здесь самое время прерваться и сказать несколько слов о том, что представлял из себя таинственный «Египетский ритуал». Калиостро, следуя заветам Сведенборга, учил, что человек должен полностью обновиться — как нравственно, так и физически.
Что касается нравственного обновления, то предписанная процедура не представляла из себя особых сложностей: человеку нужно было уединиться на сорок дней — желательно в беседке, построенной высоко в горах, — предаваясь раздумьям о смысле жизни и о самосовершенствовании.
Но последователей Калиостро гораздо больше интересовало физическое обновление; его можно было достичь, только пройдя очень серьезные испытания, зато результат обещал быть просто фантастическим, ибо речь шла о продлении жизни на много сотен лет и избавлении от всех болезней. Для этого требовалось раз в пятьдесят лет в майскую лунную ночь запираться в келье и сорок дней питаться только отваром из определенных трав и пить только дождевую воду. На шестнадцатый день пациенту надрезали вену на руке и давали ему шесть «белых капель». На тридцать второй день эта процедура повторялась снова, теперь уже на восходе солнца. Потом его заворачивали в простыню, укладывали в постель и давали вкусить от «первоматерии», которую Господь создал для того, чтобы сделать людей бессмертными, но об истинном предназначении которой люди забыли из-за первородного греха. После этого состояние пациента ухудшалось, но через какое-то время он приходил в себя и чувствовал, что полностью переродился.
Многие из учеников Калиостро с большой готовностью подвергали себя такому испытанию, но никто не смог пройти до конца предписанный курс лечения, поэтому мы до сих пор не знаем, насколько эффективен этот метод.
Рецепт «эликсира вечной молодости» Калиостро, по-видимому, узнал у графа Сен-Жермена, самой загадочной личности восемнадцатого века. История сохранила массу легенд об этом человеке и очень мало достоверных сведений, хотя он действительно существовал и одно время даже был в фаворе у Людовика XV. Суть всех легенд сводится к тому, что Сен-Жермен родился много тысяч лет назад и лично знал Иисуса Христа. Однажды в присутствии гостей он обратился к своему слуге:
— Ты помнишь, старина, когда мы со святым Петром гуляли по берегу Геннисаретского озера…
— Ваше сиятельство так рассеянны, — перебил его слуга. — Вечно вы забываете, что я служу у вас всего лишь пятьсот лет.
Что же касается учеников и последователей Калиостро, то остается только удивляться, какое безграничное доверие они питали к своему кумиру. Например, в одном из обращенных к нему посланий члены ложи «Триумф мудрости» пишут: «Примите выражение искренней любви и благодарности от Ваших покорных сыновей. Для нас нет высшего счастья, чем то, которое Вы нам дарите, оказывая свое покровительство…»
Обладая незаурядным ораторским даром, Калиостро легко находил путь к людским сердцам. Мы хорошо знаем, что секрет воздействия великого оратора на слушателей надо искать не в содержании его речей, а в том, как он говорит. За счет чего же Калиостро добивался нужного эффекта?
Некий Бенё, поклонник Жанны де ла Мот, однажды обедал у нее в обществе Калиостро и потом записал свои впечатления о нем: «Он говорил на каком-то тарабарском языке, полуфранцузском-полуитальянском, постоянно вставляя в свою речь арабские слова и даже не заботясь о том, чтобы переводить их. Говорил сумбурно, перескакивая с одного предмета на другой, и каждую минуту спрашивал, понятно ли он излагает, на что каждый тут же кивал головой. Увлекаясь, он впадал в экстаз, повышал голос и бурно жестикулировал. Но иногда неожиданно прерывал поток своего красноречия, чтобы отпустить какой-нибудь галантный комплимент в адрес хозяйки дома, которую он с комичной серьезностью величал то козочкой, то газелью, то лебедушкой, подбирая самые ласкательные прозвища представителей животного мира. Так было на протяжении всего обеда. До меня не очень дошел смысл его речей. Помню только, что он рассказывал о небесах, о звездах, об алхимии, о философском камне, о каких-то великанах и об огромном городе в центре Африки, где у него масса постоянных корреспондентов; то и дело твердил, что мы прозябаем в глубоком невежестве и даже не подозреваем о тех премудростях, которые доступны его разумению».
Интересно, что не только Бенё, но и многие другие утверждали, будто он постоянно вставлял в свою речь арабские слова. Но когда один немецкий ученый-востоковед заговорил с Калиостро по-арабски, тот ничего не понял. И тарабарщина, на которой он объяснялся, была в какой-то степени вынужденной: он плохо знал французский язык и при всем желании не мог выражать свои мысли более вразумительно. Ему приходилось облекать их в такие туманные формы, что люди малообразованные, дабы не обнаружить своего невежества, склонны были видеть в этом глубокий смысл. С другой стороны, он умышленно избегал какой бы то ни было конкретности, предпочитая воздействовать на воображение слушателей, нежели обращаться к их разуму.
В 1785 году (роковой год, ознаменованный процессом об ожерелье) Калиостро наконец решает, что настало время покорить столицу мира, и окончательно перебирается в Париж. Он поселяется в том же квартале Марэ, который уже освоили супруги де ла Мот, в доме на углу улицы Сен-Клод и бульвара Бомарше.
Как и в случае с Роганом, Калиостро снова прекрасно все рассчитал и выбрал самый подходящий момент. Именно сейчас Париж, как никогда, нуждался в чудо-докторе. Парижане всегда были падки до сенсаций, а в этот период началось прямо-таки повальное увлечение медициной. В связи с бурным расцветом естественных наук врачи приобретали все больший вес в обществе и начинали играть в аристократических домах ту роль, которая прежде принадлежала духовникам. Сама же медицина для многих стала предметом модных причуд, и дамы с величайшим пылом предавались этому повальному увлечению. Молодая графиня Куани, например, воспылала такой страстью к анатомии, что во все путешествия брала с собой сундук с трупом, предназначенным для вскрытия. А поклонники графини Вуазенон тиснули в «Журнале ученых» сообщение о том, что она якобы избрана председателем городской коллегии врачей. И что интересно, графиня нашла это вполне естественным.
Когда Калиостро прибыл в Париж, предыдущий чудо-доктор Месмер, прославившийся своим открытием животного магнетизма, как раз вышел из моды и исчез, набив себе карманы. Слава Калиостро опередила его, и он стал желанным гостем во всех аристократических салонах. Поклонники распространяли его портрет, отпечатанный тысячными тиражами и снабженный следующим дифирамбом:
Взгляни на альтруиста — он привык
Спешить на помощь к бедным каждый миг.
Для блага ближнего он жизни не жалеет,
Стремлением к добру себе он сердце греет
[22].
Роган встречает его с распростертыми объятиями, сразу заваливает подарками и просит предсказать, как сложатся его отношения с королевой. Калиостро далеко не в восторге от того, что в это дело встряла Жанна де ла Мот (кому же понравится, когда вторгаются на его охотничьи угодья?), но не видит с ее стороны серьезной опасности. В его интересах поддерживать в Рогане надежду — ведь люди не любят тех, кто пророчит им всякие напасти.
