В восемнадцатом веке людей эпатировали совсем другие вещи: например, супружеская верность. Считалось чем-то из ряда вон выходящим и прямо-таки неприличным, если муж и жена любят друг друга. В этом, по общему мнению, было что-то плебейское, а если такое и случалось в аристократическом семействе, то супруги тщательно скрывали свои чувства от посторонних. И напротив, наставление рогов было делом совершенно будничным и не вызывало у обманутых ни ревности, ни других отрицательных эмоций.
Известен анекдот о графе, который, войдя к жене, застал ее в постели с каким-то господином.
— О Господи, мадам! — вскричал муж. — Что за неосмотрительность! Почему вы не заперли дверь? Представьте себе, если бы вошел не я, а кто-нибудь другой!
Некий месье де Несль сказал своей жене в присутствии герцога Субиза, который был ее любовником:
— Мадам, я слышал, что вы вступили в интимные отношения со своим парикмахером. Я этого не одобряю.
И удалился, как человек, исполнивший свой долг. А Субиз надавал пощечин скомпрометированной любовнице.
Другой муж сказал жене:
— Мадам, я знаю, что этот господин имеет на вас кое-какие права, и мне безразлично, как он ведет себя с вами, пока меня нет. Но я не потерплю, чтобы он оскорблял вас в моем присутствии: тем самым он оскорбляет меня.
Один господин знал, что у его жены несколько любовников, однако и сам время от времени исполнял супружеские обязанности. Но однажды она бурно запротестовала и не допустила его к себе.
— Нет-нет, сейчас не могу. Я люблю господина Икса.
— Ну и что? А раньше вы любили господ Игрека и Зета.
— Там были простые увлечения, а тут у меня настоящее чувство.
— Это другое дело, — сказал муж и удалился.
Мармонтель, один из самых популярных писателей той эпохи, заметил: «Женщина может перемениться, только сгорая от любопытства и жаждая новых ощущений».
А отличалась ли чем-нибудь молодая королева Франции от других женщин? Разве не были ей свойственны любопытство и жажда новых ощущений, которые со временем повернули бы ее сердце к Рогану?
Глава восьмая
КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО
Дорогой читатель, наше повествование приближается к кульминационной точке. Каждый писатель испытывает некоторую робость, когда дело доходит до самых главных событий, и пытается всячески оттянуть этот момент, рассказывая о чем-то второстепенном. (Писатели тоже не любят брать на себя ответственность.) Но долго так продолжаться не может. Надо в конце концов собраться с духом и броситься в водоворот событий.
Жанну иногда навещал некий Лапорт, знавший о том, что у Бомера имеется изумительное ожерелье, которое никто не может приобрести. Однажды он как бы невзначай сказал ей:
— Если вы действительно в таких хороших отношениях с королевой, уговорите ее купить у Бомера ожерелье.
— А вы его видели? — спросила Жанна.
— Видел. Это настоящее чудо. Одни только камни стоят целое состояние, не говоря уже о работе.
Начались переговоры. Тесть Лапорта, генеральный прокурор Аш отправился к ювелирам и обрисовал им открывающуюся перспективу. Они заявили, что готовы дать тысячу луидоров тому, кто избавит их от злополучного ожерелья. Эти слова пришлись весьма по сердцу Лапорту, который сидел по уши в долгах.
Двадцать девятого декабря 1784 года Аш и компаньон Бомера Боссанж явились с ожерельем к Жанне на Новую улицу Святого Жиля. Открыли футляр — и перед ней тысячью бриллиантовых огней засверкало рукотворное чудо, достойное Валуа. Вот оно, проклятое сокровище нибелунгов, выплывшее из мрака на свет Божий и теперь излучавшее свои дьявольские чары на окружающих. У Жанны закружилась голова: она вдруг увидела цель всей своей жизни. Ее туманные прожекты, в которых было больше вдохновенной фантазии, чем реальной основы, наконец-то обрели конкретную форму: родился Великий План. Суть его состояла в объединении интересов: Бомера, Рогана и ее — Жанны де ла Мот.
Кардинал, следуя указаниям Жанны, безвыездно сидел с Саверне. Но в январе барон Планта привез ему письмо от королевы. «Срочно приезжайте, — говорилось в нем. — Я хотела бы возложить на Вас одно конфиденциальное поручение. Графиня де ла Мот объяснит Вам, о чем идет речь». Кардинал спешно вернулся в Париж.
В конце января Жанна снова встретилась с ювелирами и заверила их, что сделка состоится через несколько дней. Покупатель — некая важная особа, имя которой должно остаться в тайне. При совершении сделки нужно быть предельно осмотрительным, поскольку аристократы весьма неохотно расстаются с деньгами.
Сбитые с толку этими туманными намеками и совершенно оробевшие ювелиры пообещали подарить Жанне какое-нибудь драгоценное украшение; деньги предложить они не решились.
— Спасибо, но я не могу ничего от вас принять, — последовал ответ, достойный особы королевской крови Валуа. — Мои поступки продиктованы исключительно желанием помочь вам.
Все-таки это был век благотворительности.
Двадцать четвертого января Жанна и ее муж поднялись ни свет ни заря и уже в семь утра были у Бомера на Вандомской улице. Они предупредили ювелиров, что сегодня к ним пожалует Роган, который и является тем таинственным покупателем. Имя Жанны при этом не должно фигурировать.
Вскоре в лавке ювелиров появляется Роган. Он внимательно разглядывает ожерелье. Оно ему не нравится: слишком большое, громоздкое, какое-то допотопное — словом, не соответствует утонченным вкусам эпохи рококо. Роган чувствует глубокое разочарование.
— Неужели королеве это могло понравиться? — задается он вопросом. — Не понимаю. Мне всегда казалось, что она любит изящные, миниатюрные вещи. Сразу видно, не француженка.
Но как бы там ни было, желание королевы — закон.
А появлению Рогана у ювелиров предшествовали следующие события: Жанна сообщила кардиналу, что королева якобы желает приобрести ожерелье, но в настоящий момент не располагает нужной суммой. Она хотела бы взять его в рассрочку, с выплатой долга по частям, но без всяких векселей и без ведома короля, то есть в строжайшей тайне. В качестве покупателя должен фигурировать Роган. Его имя и состояние послужат падежной гарантией для ювелиров при совершении сделки, и королева будет через него передавать им деньги.
На наш взгляд, самое удивительное, что Роган сразу поверил в байку, придуманную Жанной. При всей его доверчивости это все же кажется невероятным. Он явно не придал большого значения тому, что королева хочет остаться в тени, поскольку сообщил ювелирам, что действует по ее поручению. Они попросту не поверили в его платежеспособность — и тогда ему ничего не оставалось, как сослаться на королеву. Для вящей убедительности он даже показал им документ, подписанный Марией Антуанеттой, о котором мы скажем чуть позже. Однако если тут не требовалось соблюдения тайны, то зачем вообще нужен был Роган? В качестве гаранта? Но ему ясно дали понять, что акции королевы расцениваются гораздо выше, чем его собственные.
