После этого мошенники немедля занялись коммерцией.
Уже через несколько дней какой-то ювелир написал в полицию заявление на Рето де Вилье, поскольку ему показалось подозрительным, что у того полный карман бриллиантов. В участке де Вилье признался, что бриллианты принадлежат не ему, а одной знатной даме, которая поручила ему продать их. И назвал Жанну де ла Мот. Над аферистами навис дамоклов меч.
Жанна давно попала в поле зрения полиции: еще с тех пор, когда зарабатывала себе на жизнь в качестве ходатая по делам. Как ни странно, теперь это обстоятельство сослужило ей добрую службу. В полиции решили, что эти бриллианты, по всей видимости, — ее гонорар за какое-то удачно провернутое дело. И поскольку никаких заявлений о кражах не поступало, оставили ее в покое.
Этот случай послужил Жанне хорошим уроком: она поняла, что надо действовать более осмотрительно. Она разделила драгоценности на три части; одну часть дала мужу, чтобы он отвез их в Англию и продал там, другую оставила у себя, а третью доверила Рето де Вилье.
В Англии де ла Мот проявил большую активность. Он говорил, что в связи с материальными затруднениями вынужден распродавать по частям доставшуюся ему в наследство старинную реликвию. Английским ювелирам показалось подозрительным, что он продает бриллианты так дешево, хотя и разорившиеся английские аристократы тоже не привыкли торговаться. На всякий случай был сделан запрос во французское посольство, но оттуда сообщили, что ни о каких крупных кражах бриллиантов им не известно. Чистая выручка де ла Мота от продажи драгоценностей составила примерно 240 000 фунтов стерлингов; значительное количество бриллиантов он оставил у английских ювелиров, чтобы их вставили в оправу, а остальные отдал в обмен на всякие мелочи: часы, цепочки, шпаги, бритвы, штопоры, вилки для спаржи, шкатулки для зубочисток и прочую дребедень. Граф не был деловым человеком. Он не выручил за бриллианты и половины их истинной стоимости.
Тем временем Жанна тоже не сидела сложа руки. Она продала парижским ювелирам часть бриллиантов, получив примерно 100 000 ливров, раздала долги и теперь шиковала, совершая набеги на магазины и покупая все что ни попадя, причем зачастую расплачивалась бриллиантами. Ее не смущало, если иногда приходилось рассказывать небылицы тем, кто интересовался, откуда у нее столько драгоценностей. Подготовила она почву и на тот случай, когда муж вернется домой с кучей денег, — всем знакомым было рассказано, что де ла Мот в Англии выиграл крупную сумму на бегах.
Де ла Мот приехал в начале июня. Никогда еще супруги не держали в руках столько денег. Оставалось только найти им правильное применение. А теперь скажи, дорогой читатель, как бы ты поступил на месте супругов де ла Мот?
Вероятно, постарался бы повыгоднее разместить свой капитал. В те времена уже можно было купить акции, рентные облигации и прочие ценные государственные бумаги, хотя это еще не очень практиковалось. Можно было основать какое-то предприятие или в крайнем случае купить доходное место, например — должность откупщика, как делали тогда многие состоятельные люди.
Или уехать на край света, приобрести плантации, рабов… Америку к тому времени уже открыли.
Жанна и ее муж ничего этого не сделали, что, в общем-то, и неудивительно. Они являлись типичными представителями Старого режима, людьми высшего света, хотя и не столь рафинированными, как Роган, но такими же непрактичными и начисто лишенными духа делячества. К тому же они были авантюристами, ценившими жизнь только как источник наслаждений. И доставшиеся им шальные деньги тратили на то, чтобы обеспечить себе «соответствующее рангу» роскошное существование. Жанна воплощала в жизнь грезы Валуа, а де ла Мот без конца обновлял свой гардероб и ходил расфуфыренный, как преуспевающий сутенер.
Впоследствии Функ-Брентано на основе полицейских протоколов и описи имущества установил, на что супруги потратили дармовые деньги. В этом перечне зафиксировано, сколько и каких фраков напокупал себе де ла Мот (список занимает целую страницу), указаны все драгоценности, приобретенные в тот период Жанной де Валуа. Мы ограничимся только парой наиболее наглядных примеров их безумной расточительности. Понадобилось сорок две повозки, чтобы доставить новую мебель из Парижа в Бар-сюр-Об, где супруги обустроили себе роскошное семейное гнездышко. Там они держали шесть экипажей и двенадцать лошадей, а выезжали обычно в огромной английской карете с гербом Валуа, под которым был начертан девиз: «Rege ab avo sanguinem, nomen et lilia» («Кровь, имя и лилии от короля, предка моего»). В карету были впряжены четыре английских рысака, на запятках стояли лакеи, а на козлах восседал чернокожий кучер в камзоле, отороченном серебром. Каждый вечер устраивались торжественные приемы, дом де ла Мотов был полон гостей, даже когда сами они куда-нибудь уезжали.
Мы бы никогда не стали вести себя подобным образом, в наши дни это кажется просто абсурдным, да и наш жизненный уклад совершенно не подходит для того, чтобы с таким размахом удовлетворять свои прихоти. И все же мы не можем не почувствовать определенной симпатии и даже уважения к Жанне с ее до святости наивной верой в то, что она создана для праздника, который длится вечно. Жанна, в чьих жилах текла королевская кровь Валуа, до сих пор только прозябала на этом празднике и, словно отсыревшая ракета для фейерверка, всего лишь тлела, с яростным клокотанием чадя и мучаясь, пока огонь не добрался до сухого пороха. И тогда, разбрасывая искры, она рванулась вслед за другими яркими ракетами ввысь — к звездам, где, по ее мнению, ей и полагалось находиться, — даже не подозревая, что уже через мгновение ей суждено погаснуть и рухнуть в вечную тьму.
Интермеццо
ФИГАРО И ГРАФ ГАГА
Читатель, которого интересует только история Ожерелья, может спокойно пропустить эту главу.
Королеве даже присниться не могло, что кто-то от ее имени водит за нос кардинала, совершенно потерявшего чувство реальности и невольно вставшего на опасный путь. Она спокойно предавалась радостям придворной жизни и летом 1784 года принимала шведского короля Густава III, который путешествовал по Европе под именем графа Гаги.
С момента знакомства с Акселем Ферсеном Мария Антуанетта полюбила все шведское, но к королю Швеции не питала особо теплых чувств. Дело в том, что когда Густав, еще будучи престолонаследником, впервые попал ко французскому двору, он предпочел искать покровительства у всемогущей графини дю Барри, а не у молодого дофина и его супруги. Это была оплошность, по тем временам почти непростительная.
Однако вскоре ситуация изменилась. Густаву пришло известие о смерти отца, и он должен был возвратиться в Швецию. Перед отъездом ему удалось заручиться поддержкой Франции в довольно странном деле, к которому он готовился. Надо сказать, что Швеция в восемнадцатом веке представляла из себя этакую анархистскую дворянскую республику, какой была и Польша до утраты независимости. У короля было меньше власти, чем у председателя парламента. Он точно так же участвовал в голосованиях, как и другие дворяне, и все его преимущество перед ними заключалась лишь в том, что он имел два голоса. В парламенте шла постоянная борьба между двумя фракциями, которые никак не могли решить жизненно важный вопрос: кому продать страну — русским или французам? Правительство дворян-анархистов рано или поздно привело бы страну под сень двуглавого царского орла — так же, как в свое время произошло с Польшей. На это очень рассчитывали Екатерина II и Фридрих Великий.
