А кроме того, шведский король до безумия любил театр и где еще, как не в Париже, мог сполна отвести душу. В Королевской консерватории за три недели дали в его честь восемь или десять оперных спектаклей — больше, чем в иные времена за два года. «Комеди Франсез» с готовностью показал все пьесы, которые пожелал увидеть граф Гага. Однажды он появился в театре, когда уже заканчивалось первое действие «Женитьбы Фигаро». Публика потребовала ради высокого гостя начать пьесу сначала.
Ну и конечно же, графа Гагу очень интересовали эксперименты братьев Монгольфье и их последователей, за которыми тогда с напряженным вниманием следила вся Европа. Отважные воздухоплаватели на глазах изумленной публики парили над землей на огромных шарах, наполненных легким газом или горячим воздухом, заставляя вспомнить сказки о коврах-самолетах, распаляя фантазию и побуждая горячие головы строить фантастические планы. Государственные мужи, сидя за столиками в кафе, на полном серьезе обсуждали, во что обойдется правительству содержание воздушного флота. Брат короля граф Прованский, известный острослов и любитель изящной словесности, разродился по этому поводу эпиграммой:
Всецело властвовать на море
Зовет гордыня англичан.
Французы с легкостью во взоре
Возьмут воздушный океан.
Еще до братьев Монгольфье некий каноник по фамилии Дефорж совершил попытку полета. Он приделал крылья к гондоле, забрался в нее и велел своим помощникам столкнуть гондолу с крыши дома, надеясь, что она поплывет по воздуху. Ничего страшного не произошло, каноник отделался несколькими ушибами, что никоим образом не повлияло на его умственные способности.
Но не меньший интерес, чем летающие люди, вызвало изобретение проживавшего в Париже венгра Фаркаша Кемпелена: автомат, играющий в шахматы. По описанию очевидцев, диковинное устройство состояло из двух частей: большого ящика, на крышке которого находилась шахматная доска, и механической куклы в турецком тюрбане с трубкой в зубах. Турок рукой передвигал фигуры, ставя их в нужные места. Ни о каком обмане тут не могло быть и речи: и ящик, и механическая кукла открывались, и видно было, что они напичканы до предела всякими колесиками, винтиками и пружинками, и, следовательно, прятаться там никто не мог. После нескольких ходов куклу приходилось снова заводить. Но, конечно же, трудно себе представить, чтобы бездушный механизм мог делать расчетливые ходы и выигрывать партии. Игрой автомата явно управлял Кемпелен, который стоял поблизости, держа в руках странный прибор, каким-то образом помогавший ему передвигать фигуры на расстоянии. Секрет своего изобретения он так никому и не открыл.
Это были удивительные времена, когда люди верили, что на свете нет ничего невозможного. Например, в Лондоне в одном из театров яблоку негде было упасть, столько набилось народу, узнав, что какой-то доморощенный факир собирается залезть в пустую винную бутылку. Когда же он объявил, что сегодня не в настроении демонстрировать этот фокус, публика начала громить театр.
Во время своего пребывания в Париже граф Гага кроме всего прочего занимался и одним делом частного свойства, даже не подозревая о том, что оно впоследствии станет достоянием мировой литературы: устраивал женитьбу секретаря шведского посольства барона Сталя.
Молодой Эрик Магнус Сталь-Гольштейн не мог похвастаться особыми талантами, но, обладая хорошими манерами и привлекательной внешностью, без труда расположил к себе придворных дам и завоевал благосклонность Марии Антуанетты. Королева и ее фрейлины, несмотря на свойственное им пренебрежительное отношение к институту брака, обожали заниматься сватовством наподобие простых обывательниц, устраивая выгодные партии. В настоящий момент они с большим энтузиазмом подыскивали жениха для молодой Жермены Неккер, дочери известного банкира, занимавшего пост министра финансов, наследницы одного из самых крупных состояний Франции. Поскольку Неккеры были протестантами, на французских аристократов рассчитывать не приходилось. Возникла идея выдать ее за графа Акселя Ферсена. Эта идея очень понравилась его отцу, лидеру одной из фракций шведского парламента, но сам Аксель отнесся к ней довольно прохладно, и даже Мария Антуанетта не сумела повлиять на его решение. Однако ее уже заклинило на мысли непременно выдать свою подопечную замуж за шведа, и поэтому она предложила кандидатуру барона Сталь-Гольштейна.
Бесконечно тщеславному парвеню Неккеру импонировала возможность породниться со скандинавским бароном, но не нравилось слишком низкое положение Сталь-Гольштейна на служебной лестнице, и он согласился выдать свою дочь за барона только в том случае, если тот возглавит шведское посольство. Как раз в это время прежний посол вернулся на родину, где его ждал пост канцлера, так что желанное место освободилось. Мария Антуанетта взялась хлопотать за барона перед Густавом III, но король, зная его как человека недалекого, долго тянул с этим назначением. Только гораздо позже, в 1786 году, барон был наконец назначен послом и смог жениться на Жермене Неккер. Их семейная жизнь складывалась не слишком удачно, легкомысленный швед без зазрения совести тянул деньги у своего тестя и жены, которая впоследствии стяжала литературную славу под именем мадам де Сталь. Но тогда, прогуливаясь в парке перед Малым Трианоном и ведя разговоры о судьбах этих молодых людей, ни Мария Антуанетта, ни Густав даже представить себе не могли, что маленькая Жермена со временем станет заклятым врагом Наполеона, «изгнанницей номер один», и займет достойное место среди самых выдающихся представителей европейской романтической школы.
Пятого июня 1784 года Густав побывал на заседании французской Академии, где встретил самый радушный прием и выслушал массу прочувствованных речей. Этот визит весьма показателен, так как в те времена Академия еще не стала тем закоснелым консервативным учреждением, каким ее знают потомки, а была одним из центров культурной жизни, и публика посещала ее точно так же, как театры. Академия, возглавляемая философами, авторами и сотрудниками «Энциклопедии»
[25], являлась местом встреч выдающихся мыслителей эпохи. А поскольку все энциклопедисты, были также и людьми высшего света, то к собраниям и выборам в Академии проявляли живейший интерес и великосветские дамы. То есть Академия представляла собой такую же неотъемлемую деталь аристократического общества, как, скажем, «Комеди Франсез».
Однако уже к концу столетия для Академии наступает трудная полоса. Философия утрачивает свою актуальность, выходит из моды, становится ненужной. На философов, составлявших костяк Академии, начинаются гонения — точно так же, как на любую секту во все времена. Однако гонения эти носят несколько несерьезный характер. Наконец-то выяснилось, что во французском королевстве, по меткому выражению одного из современников, «все запрещают, но ничему не могут воспрепятствовать». Например, одному из арестованных полицейский чиновник сказал, что конфискует написанную им брошюру, сделает с нее копии и поручит своей жене продать их из-под полы. А почитатели аббата Мореля, угодившего в Бастилию за свои сочинения, утешали своего кумира, уверяя, что для него это самая лучшая реклама.
