— Когда к моему отцу приходят гости, — объяснял хозяин дома, — среди них всегда находятся несколько человек, считающих своим долгом воскурять ему фимиам. Вас я освобождаю от этой обязанности.
Однажды его спросили, почему он до сих пор не купил себе должность судьи (в то время во Франции это было возможно), почему остался простым адвокатом.
— Да потому, что если я стану судьей, — ответил этот оригинал, — я запросто могу оказаться в такой ситуации, когда мне придется приговорить своего отца к смертной казни. А оставаясь адвокатом, я по крайней мере имею право защищать его.
Конфликт между богатым отцом и сыном-бунтарем, ненавидящим толстосумов, — довольно заурядный по тем временам случай, который не вышел бы за рамки повседневности, если бы не был облечен в столь комичные, гротесковые формы. Но за шутовскими атрибутами скрывалась достаточно серьезная подоплека: молодой Гримо де ла Реньер испытывал, выражаясь по-современному, острый душевный дискомфорт.
Одни, чтобы успокоить свою совесть, занимаются благотворительностью, другие ищут забвения в пороке. Бывает и так, что прямо противоположные наклонности совмещаются в одном человеке: герцог Лозен, один из распутнейших людей эпохи, закоренелый картежник и селадон, — сентиментальный основатель ордена «Постоянство». Одни писатели пичкают публику наивной идиллической дребеденью, другие — реалисты и циники — являются искренними выразителями эпохи, которая уже полностью разочаровалась в себе. Причем среди этих последних — действительно талантливые писатели: Шодерло де Лакло, Шамфор и Бомарше.
В эпоху рококо любовь старались представить довольно поверхностным чувством, лишенным глубины и подлинной страсти, она превращалась в изысканную салонную забаву, и люди зачастую бравировали своим легкомысленным отношением к предмету любви. В своем замечательном романе «Опасные связи» Лакло довел до абсурда свойственное той эпохе представление о любви как об азартной игре с чужой душой. Главный герой романа Вальмон — высокомерный и циничный соблазнитель, один из тех греховодников, к которым женщины всегда испытывали живейший интерес, будь то литературный персонаж или реальная личность. Многое роднит его с Ловеласом из знаменитого романа Ричардсона «Кларисса», над которым дамы десятилетиями проливали потоки слез. Но есть между ними существенное различие. Ловелас совращает Клариссу, а потом отказывается жениться на ней в силу аристократической гордыни, поскольку она происходит из мещанского сословия. Вальмоном же движет главным образом тщеславие, он испытывает какое-то сатанинское злорадство, соблазняя мадам Турвель. Вдобавок ко всему, Вальмон действует не по собственной воле, а по наущению своей давней любовницы, холодной и расчетливой мадам де Мертей. Она практически вынуждает его разбить жизнь несчастной женщины.
На этот роман нередко ссылаются как на пособие по сексопатологии, усматривая в нем образчик духовного садизма.
Интересна реакция аристократического общества на роман «Опасные связи». Шамфор упоминает о нем при каждом удобном случае. Граф Тийи в своих мемуарах пускается в долгие рассуждения об этом романе, о его разлагающем влиянии. Он называет Лакло гением злодейства и пишет: «Его книга — одна из тех рек, которые впадают в океан революции, чтобы смыть трон». А ведь в ней нет ни слова о революции, это всего лишь любовный роман.
Шамфор, прославившийся язвительными нападками на аристократию, сам был внебрачным сыном родовитого вельможи. В молодости он безудержно предавался любовным утехам и пользовался повышенным вниманием со стороны великосветских дам, но впоследствии венерическая болезнь источила его тело и разрушила жизнь. (В те времена это считалось естественной небесной карой за чрезмерное любострастие.)
На первый взгляд не очень понятен сарказм Шамфора в отношении аристократии. Ведь высший свет никогда не отторгал его, напротив: он был личным секретарем герцога Конде, потом чтецом у графа д’Артуа, и сам король назначил ему солидный пенсион. Его избрали в Академию, граф Водрей предоставил в его распоряжение свой особняк и оказывал особое покровительство. Но его недовольство проистекало именно от этого: изнеженная, самолюбивая натура талантливого писателя протестовала против роли шута, которая отводится интеллектуалу в аристократическом обществе. «Глупо и смешно, — писал он, — быть стареющим актером в труппе и знать, что тебе нечего рассчитывать даже на эпизодическую роль».
Именно ему принадлежит один из самых ударных лозунгов революции: «Мир — хижинам! Война — дворцам!»
Он фактически является провозвестником пессимизма девятнадцатого столетия. Шопенгауэр очень многому научился у него и немало изречений Шамфора пустил в обиход под своим именем. (Великий немецкий философ иногда забывал указывать источники заимствований.) Мы позволили себе процитировать некоторые из афоризмов Шамфора, ибо в них, как нигде, отразилась больная совесть предреволюционной эпохи:
«Бедняки — негры Европы».
«Обществом управляют в соответствии с теми суждениями, которые оно высказывает. Его право — говорить глупости, право министров — делать их».
«Во Франции не трогают поджигателей, зато преследуют тех, кто, завидев пожар, бьет в набат».
«История свободных народов — вот единственный предмет, достойный внимания историка; история народов, угнетенных тиранами, — это всего лишь сборник анекдотов».
«Труд и умственные усилия людей на протяжении тридцати-сорока веков привели только к тому, что триста миллионов душ на земном шаре отданы во власть трем десяткам деспотов».
«Придворные — это нищие, которые сколотили состояния, выпрашивая милостыню».
«Общество делится на две части: у одной, меньшей, есть пища, но нет аппетита; у другой, большей, — отличный аппетит, но нет еды».
«Жизнь — такая болезнь, которую отчасти излечивает шестнадцатичасовой сон. Но это только болеутоляющее. Подлинное лекарство — смерть».
«Бывают времена, когда нет мнения зловреднее, чем общественное мнение».
«Только безрезультатность первого всемирного потопа помешала Всевышнему обрушить на землю второй потоп».
И еще несколько высказываний о женщинах и о любви:
«Грош цена тому чувству, у которого есть цена».
«Я знавал когда-то человека, который перестал волочиться за певичками, поскольку, по его словам, они оказались такими же лицемерками, как и порядочные женщины».
«Встречали ли вы когда-нибудь такую женщину, которая, обнаружив, что ее кавалер добивается благосклонности другой женщины, поверила бы, что она его не слушает?»
«Мужчина был бы слишком несчастлив, если б рядом с женщиной помнил хоть что-нибудь из того, что знал наизусть».
Мы спускаемся все ниже по общественной лестнице: Лакло — дворянин; Шамфор не принадлежит ни к одному классу; Бомарше, о котором пойдет речь, — плебей. Он из того же сословия, что и его Фигаро. Из лакеев. К сожалению, революция вынесет на поверхность именно эту общественную прослойку. Бомарше — провозвестник будущего, Фигаро — Новый Человек.
