– Месье Понтальба, – сказала Мари, – позвольте представить вам другую даму. Следующий танец с мадемуазель Дюлак попросил месье Сен-Бревэн. – Она кивнула ослепительно красивой девушке, одетой в красный бархат, и махнула рукой оркестру.
Вэл подал руку Сесиль. Заиграла музыка – вальс, самый чарующий и нежный из танцев.
Вэл обнял узкую талию Сесиль, другой рукой взял ее руку. Облаченные в перчатки руки соединились, и они закружились в вихре вальса, как бы слитые в единое целое.
До постройки отеля «Сен-Луи» все великосветские креольские балы проходили в «Саль д'Орлеан». Хотя с той поры минуло двенадцать лет, знатоки все еще скорбели об этой перемене, ведь полы бальной залы в «Орлеане» являли собой настоящее чудо. Сделанные из кипариса, болотного дерева с прочнейшей сердцевиной, полы состояли из трех слоев, причем верхний был собран из полированного дубового паркета, напоминавшего глазурь на бисквитном торте. Полы чуть пружинили, отчего даже самому неуклюжему танцору казалось, будто ноги его легки и проворны; хорошие же танцоры кружились и порхали, как тропические бабочки.
У Вальмона Сен-Бревэна возникло ощущение, будто он держит в руках пушинку. Сесиль была невесома, ее ноги в точности повторяли его движения, ее тело подчинилось его мыслям еще до того, как Вэл повел ее в танце. От идеальной точности движений он чувствовал небывалый душевный подъем. Оба молчали. На прекрасном лице Сесиль было выражение восторга, полного погружения в радость. Он знал, что на его лице такое же выражение. Ему захотелось, чтобы музыка не кончалась никогда. Но она кончилась.
– Благодарю вас, мадемуазель, – сказал он.
– И я, – ответила Сесиль. – Не проводите ли меня вниз на чашечку кофе? – И она направилась прочь, не сомневаясь, что он последует за ней.
Лестница в конце залы вела вниз, в мощеный дворик, где среди апельсиновых деревьев и ароматных кустов чайной оливы стояли столики с зажженными свечами. Пол и кирпичные стены хранили тепло дневного солнца, а звезды над головой ослепительно сияли в черном зимнем небе.
От столика к столику беззвучно сновали официанты, разнося шампанское, абсент, бренди, кофе, цукаты и сигары. Из бальной залы доносилась музыка, приглушенная стеной зеленой листвы, и с ее звуками смешивались тихие голоса беседующих за уединенными столиками. Люди смеялись чему-то своему, временами раздавался чистый звон хрустальных кубков, сдвинутых в интимных тостах.
– Не хотите ли шампанского, мадемуазель?
– Спасибо, не надо. Маленький кофе, и погорячее.
Вэл пытался найти тему для беседы. Сесиль, сидящая напротив него, сияла снежной белизной кожи и платья, жгучей чернотой волос и глаз. Она молчала, и тишина нисколько не смущала ее.
Тепло, разлитые в воздухе ароматы, покой благотворно действовали на смятенную душу Вэла. Говорить не было никакой надобности. Из стоящего перед ним бокала с шампанским медленно выходили пузырьки. Пить тоже было совсем не нужно. Сесиль мелкими глотками прихлебывала кофе.
Чашечка издала еле слышный звон, когда она поставила ее на блюдце.
– Вот идет мужчина, которому я обещала следующий танец, – сказала она.
Вэл взглянул на приближающуюся фигуру. Он знал этого человека – торговца хлопком, снискавшего недобрую славу своими приступами ярости.
– Он предложит убить меня, – спокойно сказал Вэл. Сесиль промолчала.
– Вы опечалитесь, если ему это удастся?
– Нет. И если вы его убьете – тоже. Дуэль – глупость, придуманная мужчинами.
Вэл рассмеялся:
– В таком случае не вижу никакого смысла умирать. Вы поражаете меня, мадемуазель. Скажите, под вашим обворожительным корсажем бьется сердце?
Она улыбнулась и стала столь прекрасна, что у Вэла перехватило дыхание.
– Нет. Мне об этом неоднократно говорили. Торговец уже стоял рядом с Вэлом.
– Месье, – сказал он, – вы нанесли мне несмываемое оскорбление. – В волшебной безмятежности сада его громкий голос звучал особенно мерзко.
Вэл поднялся:
– А вы, сэр, оскорбляете окружающих своим шумным поведением. Я буду счастлив дать вам сатисфакцию – и за себя, и за них.
– Я требую немедленного поединка.
– Как угодно. Мой секундант тут, наверху.
Наиболее популярным местом дуэлей был небольшой сад, расположенный за собором. Обычно дуэлянты сходились там на рассвете. Поединок при факельном свете содержал для Вэла приятную новизну. Он попробовал на изгиб рапиру из той пары, что Альфред принес из дома Понтальба, до которого было чуть больше квартала. Превосходный клинок был изготовлен для парижского учителя фехтования, обучавшего этому искусству Вэла, Альфреда и большинство светской молодежи. Жаль только, что второй оказался в грубых лапах шумного торговца. Вэл представил себе, как эти лапы дотрагиваются до атласной кожи Сесиль Дюлак, и поморщился.
Как тарантул на лепестках цветка. Теперь ему хотелось драться.
Все было готово. Секунданты отошли и встали около врача, которого подняли с постели в доме по соседству. Противники отсалютовали друг другу, блеснув клинками в неровном свете. Вэл также приветствовал факельщиков и неясные силуэты зрителей, столпившихся на балконах бальной залы, которая находилась на другой стороне улицы.
Пока Вэл смотрел на балкон, торговец сделал выпад. Оскорбительное невнимание Вэла добавило ему ярости. А когда Вэл непринужденно и небрежно парировал ею выпад, он стал неуправляем и кинулся в атаку, удивившую Вэла напором и неожиданным мастерством.
С таким противником можно было помериться силами.
Вэл сосредоточился на искусном выполнении приемов. Ему нравились трудности, вызванные колебанием теней и неровностями почти невидимой тропки, на которой происходил поединок. Мысль, что Сесиль равнодушным взором наблюдает за схваткой с балкона, возбуждала его, и он сражался с излишней бравадой, смеясь над своим ребяческим стремлением выставить напоказ свое искусство и над попытками соперника побыстрей достичь развязки, упиваясь риском, играя с торговцем, как матадор играет с опасным, разъяренным быком. Еле видимая рапира, острие которой было нацелено ему в сердце, и присутствие бессердечной женщины, находящей прелесть в том, что мужчины убивают друг друга ради счастья танцевать с ней, заставляли его особенно остро ощущать биение жизни, ее наполненность.
Торговец, утомленный пылом, который он вложил в поединок, начал сдавать. Вэл почувствовал перемену ритма в ударах и кружении клинков. «Не прикончить ли его?» – подумал Вэл. Эта мысль удивила его самого. С тех пор как он убил противника на дуэли, прошло уже много лет. Тогда он был молод, горяч и стремился доказать, что он уже мужчина. Почему же теперь ему пришла в голову мысль убить?
Он выкинул ее из головы. Это было бы слишком просто. Он сделал стремительную серию выпадов, завершив ее резким круговым движением, от которого рапира вылетела из рук торговца и, описав высокую дугу, исчезла во тьме. Затем поднес острие своей рапиры к самому сердцу соперника.
